Впервые я попал на Север более 50 лет назад, ещё будучи школьником. И тогда же открыл для себя настоящую «солнечную» ягоду — морошку. Уже позже, побывав в разных регионах севера страны — от норвежской границы до самой восточной оконечности Чукотки, везде, и в тайге, и в тундре, и в горах я наслаждался её приятным сладковато-кисловатым вкусом. А уж сколько интересных историй было связано с этой ягодой или сопутствовало её сбору, и не перечесть.
Позволю некоторый экскурс в происхождение названия этого растения, поскольку и охотники, и рыболовы, и путешественники с ней встречаются постоянно и обычно называют просто — морошка. Но правильное, научное название растения — морошка приземистая. Оно происходит от двух слов, перевод первого с древнегреческого означает «на земле», а второго, латинского, — «шелковица», получается что-то вроде «наземной шелковицы». Видимо, всё объясняется просто — древним шелковица была знакома лучше северного растения, вот они и назвали его так. В старину на Руси бытовали и такие названия морошки — «болотный янтарь» (видимо, за схожесть цвета спелых ягод), «очи болота» (вероятно, из-за выразительных, как глаза красавицы, ягод), «болотный стражник». Но во времена освоения Севера княжескими дружинами, когда местное население облагалось оброком, и позже, когда, прознав её отменный вкус, ягоду стали специально заготавливать для царского стола, за морошкой прочно укоренилось название «царская ягода». Среди крестьянского населения были ещё распространены другие названия — моховая смородина, глошина, пьяная ягода, северный апельсин и арктическая малина.
Первые знакомства всегда бывают особенно запоминающимся. Так и у меня они состоялись с морошкой в Северной Карелии и на Кольском полуострове, в Хибинах и таёжных лесах, на островах Белого моря. Тут морошники — обширные естественные «плантации» этой ягоды, встречались везде — и на торфяниках скалистых и малых островов, и на сфагновых болотинах в тайге, и в понижениях в сырых ельниках с хвощом. Самую крупную ягоду я собирал на мохово-хвощовых низинах в ельниках. Здесь морошка достигает огромных размеров — примерно с перепелиное яйцо, а то и больше. На сфагновых низинах морошка встречается до конца августа — начала сентября. К концу лета — началу осени здесь её ягоды становятся бледно-оранжевыми и даже белёсыми, но зато приобретают именно тот неповторимый вкус, «с хмельком», за который её и зовут «пьяная ягода». Набрать трёхлитровую банку крупных и сочных ягод на сфагновых низинах можно за час-другой, основное время уходит на то, чтобы ползать осторожно с банкой и отыскивать крупные ягоды среди мха и под листьями. На безлесных островах искать морошку одно удовольствие, вернее, искать её даже не нужно — ещё издали перед тобой расстилается необъятное поле кочек, усыпанных красно-жёлтыми ягодами, но из-за дефицита влаги ягода мелкая и суховатая.
Замечу, что сбором морошки я специально никогда не занимался, ведь перед нами стояли совсем другие задачи — сбор научных материалов; мы ходили в дальние маршруты с рюкзаками, и честно сказать, времени на ягоду не было. «Баловались» же морошкой в основном на привалах: отправлялись к ближайшим морошникам и наедались досыта.
Очень много я встречал морошки на Полярном Урале и в его предгорьях, где среди берёзово-ивового криволесья она растёт также, как и в Северной Карелии, но тут её много и на торфяниках. Собирал же я здесь всего один раз, в июле 1989 г., когда мы с женой и сыном месяц жили у оз. Перевального, в сквозной долине Елец-Собь. Это было отступлением от моих принципов: домочадцам удалось уговорить меня присоединиться к ним и тоже заняться сбором ягод морошники окружали ближайшие окрестности нашей палатки. Ведро втроём мы собрали за час.
Наиболее незабываемые впечатления связаны у меня со сбором морошки и другими событиями во время экспедиции в самой дальней точке нашей страны, на востоке Чукотки. Это было в уже далёком 1991 г., да ещё в памятном всем историческими событиями августе. Наша экспедиция базировалась в низовьях р. Чегитун. Эта территория на Чукотке славится богатейшими нерестилищами лососёвых, о чём мы могли убедиться воочию. С высоких берегов каньона, в котором внизу текла река, обычно под вечер, когда солнце так освещало воду, что видно было до дна, мы выходили сюда и наблюдали, как вверх по течению шли на нерест огромные рыбины, серебристыми боками призывно поблёскивая под пробивающими водную толщу солнечными лучами.
Естественно, мы не могли упустить случая, чтобы не половить рыбу. Поставили две сети — одну выше омута, а другую — ниже, и каждый день вынимали по пять-шесть рыбин, каждая весом не менее килограмма. Ловилась в основном мальма (вид проходных и пресноводных рыб комплекса арктических гольцов). Однажды нам в сеть попалась редкая рыбина — огромных размеров, около 90 сантиметров. Её хребет был голубовато-зелёного цвета, бока серебристые, и по ним с хребта шли крупные, неправильной формы зеленоватые полосы. Это была окраска идущей на нерест рыбы. Позже мы определили свой трофей; им оказался кижуч, или белая рыба.
Недалеко от нашего лагеря было несколько морошечников; они находились на моховых низинах у подножья невысокой гряды и вокруг озёр. Из-за разразившегося на Большой земле путча вертолёты не летали, и мы решили расширить район работ, времени-то свободного образовалось много. Вместе с продолжением своих исследований я решил пособирать и морошки, благо сахара у нас было много (чтобы засыпать собранную ягоду), да и подходящей тары в избытке — поблизости от нашего лагеря когда-то находилось стойбище оленеводов и старая стоянка геологов, оставивших много пустых 3-литровых банок.
Если сбор морошки у подножия хребта обошёлся без особых приключений, то вот поход на морошники к озёрам преподнёс мне сюрприз. Отправившись на термокарстовые озёра с работой, я решил одновременно пособирать тут особо крупных ягод. Этот памятный день подарил мне встречу с одним интересным и редким в тундре животным — росомахой. Я отправился, взяв с собой банки для проб, бинокль, длинный шест-щуп, который всегда использовал в маршрутах, и большой пакет для ягод. Минут пятнадцать я шёл по низкому берегу ручья, а затем поднялся на левый борт его долины — здоровенный холм. Этот склон был покрыт густым осочником, кое-где торчали редкие кусты ивняка. Был конец августа, осока и ивняк начали жухнуть, листья покрылись коричневато-жёлтым налётом; ведь приближалась осень.
По привычке, которая выработалась у меня с годами, я, пройдя несколько сотен метров, останавливался, опирался на шест, чтобы спокойно рассмотреть всё в бинокль, оглядеться вокруг. Вот и в этот раз, уйдя от лагеря метров на шестьсот-семьсот, я остановился, опёрся на свою палку-шест и стал изучать окрестности. Погода была прекрасная, и я почему-то решил полюбоваться местными красотами без бинокля; он висел на шнурке у меня на шее. Оглянулся назад и обомлел. Шагах в 25 от меня на промятой мной в осочнике тропе сидела росомаха и, разинув пасть, яростно рычала и шипела в мою сторону. Положение своё я оценил незавидным. Ведь я с детства, с десяти с небольшим лет, когда начал поездки по Северу, слышал от своего отца, да и других путешественников, немало рассказов о коварности и кровожадности росомахи, «разорвавшей в клочья» не одного горе-охотника. Тут же все эти «страшные случаи» представились мне весьма явными. Что делать?
Росомаха продолжала сидеть на месте, разевала пасть и шипела. Я же соображал, как мне удалось пройти мимо, не заметив зверя. Рассуждал: трава начинала буреть, местами золотились уже жёлтые пятна, редкие кусты отстояли друг от друга на несколько метров, значит, около одного из них сидела росомаха, а я беспечно, любуясь окрестными пейзажами, как грибник в подмосковном лесу, проследовал мимо неё. Оценив расстояние между нами, понял, что то место, где затаилась росомаха у моей тропы, я прошёл всего полминуты назад. Значит, не ошибся, она лежала или сидела где-то в нескольких шагах от моего следа. Я стал что есть силы орать, махать палкой. Подействовало. Хищник нехотя поднялся и побрёл по склону ручья вниз, к воде. Но, пройдя буквально метров десять-пятнадцать, зверь остановился, обернулся и продолжил скалиться в мою сторону. Я же продолжил свои «пугалки», орал немилосердно. Скажу честно, перетрухнул, мало ли что можно было ждать от такого коварного хищника, любящего охотиться и нападать из укрытия всегда неожиданно.
Так продолжалось минут около сорока-пятидесяти. Я пугал росомаху, а она, постоянно оборачиваясь, скалясь и шипя, медленно уходила по склону глубокой долины ручья вниз, перешла ручей, стала взбираться по правому берегу долины. Но даже удалившись от меня метров на триста, продолжала озираться и шипеть. Взглядом я провожал её ещё долго, пока она не скрылась за кустарником.
С Чукотки я привёз в Москву три трёхлитровых банки с засыпанной сахаром морошкой. Это был самый экзотический сбор ягоды за всю мою экспедиционную жизнь; ведь банки с морошкой «летели» в моём кофре до Москвы на самолёте от Лаврентия и Анадыря несколько тысяч километров…
В заключение отмечу, что сохранять морошку на зиму обычно рекомендуют, засыпав ягоды сахаром. Сделал это и я, но за несколько недель хранения в холодильнике сахар вытянул из морошки весь сок, ягоды сморщились, а в оболочке остались одни косточки. Я сделал вывод: лучше есть ягоды «сырьём», чем заготавливать на зиму в сахаре. Возможно, есть какие-то ещё способы консервирования морошки, но они мне не известны.
Вот такие впечатления остались у меня от сбора морошки и связанными не только с ним событиями…
Николай ВЕХОВ,
кандидат биологических наук