Поездка за воспоминаниями

Местность у нас степная, открытая… Ветрам раздолье. Выйдешь утром погоду перед охотой оценить — ветерок слабый, морозец не очень кусучий… Нормально! Но в степи ветер наверняка дурит, проверено многолетним опытом. Так и в тот день…

Подъезжает напарник по охотам Володя Васильев на «Ладе-Калине», — у него отпуск.

— Едем?

— Конечно!

Лыжи… Рюкзаки… Лопата… Вроде ничего не забыто.

— Ружьё-то взял? — шутит товарищ. — Под Алдаркино покажу тебе места. Зверь должен быть.

Зверь в нашем понятии — в основном заяц, уже потом лисица. Выбили в последние годы русака под городом, на двадцать вёрст не найти малика. Теперь искать его приходится за десятью холмами, тридцатью оврагами…

Интересно узнавать новые места. Меняются за окном пейзажи, и загорается в душе огонёк надежды на удачный выезд.

Многие гектары неубранного подсолнечника покачивают пожухлыми шляпками на дальних и ближних от шоссе полях. Иногда встречаются и кукурузные — дождливая осень помешала уборке. Ушёл под снег труд земледельцев.

— Вот где кабанам раздолье! Гляди, сколько подсолнуха! — комментирует увиденное Володя.

— Мне один товарищ говорил, что ни кабаны, ни косули в Бузулукский бор не ушли как обычно, все в полях пасутся. Они ведь на чистое не пойдут под гоном, так и будут на поле вертеться. А разве заметишь их там?! За тридцать шагов не увидишь! Ну что? Вот посадка хорошая… Гоним?

Соглашаюсь. Машину оставляем на обочине шоссе, я приглядывать с номера буду. Володя прогонит.

Пока я одеваю маскхалат, собираю ружьё, он уж лосем половину пути дорогой в обратку отмахал.

…Выбрал место перед торцом лесопосадки, прикрылся мощным стволом старого клёна. А ветерок разгулялся — в кронах шумит, мелкие веточки роняет, с полей снега поднимает и к посадкам сносит. Поля вроде как чищены, лишь серая стерня торчит над черной в белых заплатах землёй. У деревьев сугробы один выше другого.

Заросли подсолнуха снег держат, но там его не особенно и много. Ясно, что зверь не пойдет вдоль зарослей, пурхаться не захочет. Ему дорога в поле, в подсолнухи — там и скрытно, и ход лёгок.

Пока шёл, высматривал по колеям звериные следы. Лисьих много… Заячьих не заметил. Зато техникой наезжено… От внедорожников различных модификаций до снегоходов всевозможных марок. Не забыты охотниками здешние места.

Долго ждал я. Наконец сквозь порывы ветра едва слышно стал пробиваться голос загонщика. Еще десяток минут, и он выходит ко мне:

— Ну чё?

— А ничё! — отвечаю в тон ему, разводя руками.

— Все лисьи следы через посадку, и в подсолнух! Жаль… Жаль… Я надеялся.

Решаем проверить колок по овражку у озимого поля, за соседней посадкой. Оставив лыжи, уходим по колее.

На озими лисьи порои — мышиные гнёзда раскапывали.

— Какие ямы глубокие! — удивляется товарищ. — Земля мёрзлая, а она роет.

Но вот русачьи следочки, катышки помёта на плотном снегу. Однако тропить невозможно. Вдобавок Володя предостерегает:

— Дальше нельзя! Где-то тут, — возможно за этим озимым полем, — граница с Самарской областью. И сразу воспроизводственный участок. Попадёшься — держись. Лучше не пойдем.

Кому нужны лишние проблемы? Тем более что я здешних мест не знаю.

Возвращаемся к машине.

— Покажу тебе Дубовый Куст. Есть такая деревня за Алдаркино.

Проезжаем Алдаркино, сворачиваем на грунтовку, и спустя энное количество времени в распадке показывается поселение десятка в полтора-два дворов. У единственной улицы есть даже название.

Я обратил внимание товарища на кирпичные дома на два хозяина — такие ещё при социализме строили для колхозников.

— Половина из них пустует. Вон видишь, даже рам нет!?

Разворачиваемся, кажется, у местной конторы — к наружной стене здания прикреплен таксофон под красным пластиковым колпаком. Дальше дороги нет.

За глубоким логом на покатом склоне холма виден мехток.

— А где же тот дубовый куст, от которого название сего поселения пошло? — ищу я взором и не нахожу даже отдалённо чего-то похожего.

За машиной увязались местные дворняги — знать, нечасто здесь легковушки ездят.

Через улицу переходит мужик с малолетним отроком лет семи-восьми. Володя тормозит, опускает стекло.

— Здравствуйте! У вас тут никто мясо не продает?

— А какое надо?

— Свинину.

— Свинины нет. И говядины нет. Баранина есть.

— И в какую цену?

— Точно не знаю… Рублей по 200…

Уезжаем.

— Сейчас здесь одни казахи остались, потому и нет свинины, — говорит товарищ. — Раньше они на два двора на забой одну лошадь держали. Само собой и другую живность… Эх, и жил народ здесь! На обед идут — с мехтока два ведра зерна несут! Вечером — ещё два ведра! Вот и водилась скотина…

— Откуда знаешь?

— У меня жена первая из этих мест. Раньше хоть и тащили, а всем хватало. Как кончилась советская власть — развал страны, разруха! Не всё же было плохо! Так нет, сломали через колено, что под руку подвернулось.

— Вот скажи, Виктор, отчего мы такие неуклюжие? Крепкие умом, да только задним: за что бы ни брались, заканчивалось всегда плохо! Революция, гражданская война, голод, болезни, мор… Коллективизация, раскулачивание, голод, мор… Ладно, с Великой Отечественной понятно — страну защищали. Но потом только окрепли — перестройка Мишки-меченого! Опять чуть до гражданской войны не дошло!

— Дураков у нас немерено…

С невесёлыми мыслями возвращались мы домой.

Сильнейшая позёмка струилась по асфальту сплошной пеленой. В разрывах лесных полос на дорогу ложились перемёты, которые мы преодолевали с ходу.

— Вовремя удрали! — радуется Володя. — Могли и застрять, ждать пришлось бы, пока расчистят. Не зря меня супруга отговаривала — им на работу сводки о погоде дают. Ну, как тебе места?

— Понравились места. Сюда бы по порошке, без ветра. А ещё лучше — по малоснежью. Без добычи точно не остались бы.

Вот такая поездка.

Не видели мы ни гладкого и большого русака, ни рыжую лисицу… Охота есть охота, зверь не привязан.

Верно сказано: «Охотника девятая заря кормит».

Виктор Приходько