Кроме меня и еще четверых русских на морском трамвайчике, приспособленном под плавбазу, было три поляка и шесть человек обслуги: капитан Василий Герасимович Барский, по прозвищу Капитаныч; матрос Пивоварова, физически сильная рослая и недоступная ни для кого симпатичная блондинка, два пожилых матроса и два егеря – Семеныч и Лукич.
Ранним туманным утром от базы отчаливали наши длинные рыбацкие боты, и мы в сопровождении егерей отправлялись по мелководной части Каспия в поисках мест обитания белуги. Однако, четыре дня не дали никаких результатов, и рыболовы уже стали роптать, что компания взяла такие бешенные деньги, а обеспечить соответствующую рыбалку не может. Егеря все рекомендовали места ближе к границе камышей, которыми оканчивались плавни. Они говорили, что раньше в этих местах всегда брали белугу. Пробовали ловить и ближе к камышам и становились в открытом море, а толку не было.
Вечером собирались все в кают компании и за ужином с тоски надирались водкой, благо ею запаслись вдоволь. Не пили только двое. Это были самые колоритные среди нас фигуры. Полная противоположность характеров и внешности. Казалось, что они не могли существовать друг без друга. Степан выглядел как борец сумо – не объятный в размерах, человек сильный и малоразговорчивый. Его друг Леонтий, напротив, обладал чрезвычайно сухощавой невысокой комплекцией, много шутил и жаловался на рыбацкую неудачу. Друзья дали обет не брать в рот спиртного, пока хотя бы один из них не поймает белугу, слово свое стойко держали, но оба, видимо, здорово страдали от данного обещания. А тут еще матрос Пивоварова, поднося к столу закуску, всякий раз подшучивала над неудачливыми рыболовами, особенно над Леоном. Подшучивать то подшучивала, но по черным ее глазам было видно какой вулканической силы любовь сокрыта в глубинах ее души. Леон терялся, говорил что-то непонятное в оправдание. Степан был непробиваем как стена вообще со всеми. Лишь один раз он не выдержал и отпустил в сторону егерей невнятную фразу. По интонации, с которой она была сказана, можно было догадаться, что егеря за нос их водят с рыбалкой.
Однажды Степан не выдержал и, взяв у Капитаныча бинокль, полез на верхнюю палубу. Пока трамвай шел на новое место стоянки, он долго вглядывался в поверхность моря и, наконец, громогласно прокричал сверху:
– Капитаныч, стой машина, ловить будем там!
– Где? – спросил поднявшийся наверх Лукич.
– А вон там, на границе мутной и чистой воды.
– Не, там ничего не будет, – егерь недовольно сморщился и замахал руками, но потом под натиском холодного взгляда Степан сдался: – Ну, хорошо, пробуйте.
Наш баркас отчалил. Другой баркас с командой егеря Лукича все же отправился в сторону синеющей вдали полоски камыша. В нашем экипаже находились еще два поляка – Болеслав и Войцек – эксперты по морской рыбалке, мечтавшие поймать рекордную рыбу. Спиннинги у них были высший класс и соответствующие мультипликаторные катушки. Я, правда, не поверил, но Болеслав сказал, что он за свою «палку» отдал пятнадцать штук зеленых. У нас троих – Степана, Леона и меня снасти не стоили таких безумных денег, однако выглядели внушительно. Итак, отрегулировав глубину, которая, кстати, здесь была два метра, и, насадив на здоровенные крючки по огромной красноперке, мы забросили свои мягко сказать удочки по разные стороны бортов.
Солнце уже клонилось к закату, когда прижатую тяжелым грузилом ко дну красноперку схватила белуга. Она выбрала снасть Степана, и я увидел, как изменилось его лицо, оно стало еще более сосредоточенным, по губам скользнула тень улыбки: мол, сейчас посмотрим кто кого. Глядя на него я подумал, что может быть Степан, наконец-то дождался настоящего соперника. Дело в том, что чемпиону страны по армрестлингу единоборство с людьми уже было не интересно, но в душе он был спортсмен и поэтому всегда подыскивал достойного соперника. Охота на гигантов с мощной удочкой дала ему такую возможность. После подсечки рыба немного посопротивлялась, но довольно скоро Степан подтащил ее к борту и один поднял на борт шестидесятикилограммового белужонка. Освободив его пасть от крючка, он отпустил рыбу в море со словами:
– Отпускаю тебя. Но пришли мне свою взрослую тетю.
Настроение у него явно улучшилось. Он был доволен, что правильно угадал место. Подтвердил это и Болеслав, вскоре поймавший 90 килограммовую белугу, которая так же была отпущена. Казалось, недоволен был только Леонтий, который все жаловался на жизнь и матерился на то, что рыбацкое счастье покинуло его окончательно.
Вечером в кают компании было необычно шумно и весело. На втором баркасе тоже поймали небольшую белугу. По поводу удачной рыбалки за столом произносили много тостов, а под конец даже устроили быстрые танцы. Один Леон, казалось, был не весел, может быть, потому что был единственным трезвым из мужиков. Матрос Пивоварова, которая также не пила даже пригласила его на танец, не знаю, из жалости или дополнительно поиздеваться, ведь, как говорил Капитаныч, она сроду ни с кем на работе не танцевала. А сухопарый Леон, дышавший ей в пупок, поверил всерьез ее последней шутке: «Если подаришь яхту, я буду твоей». Это Болеслав подлил масла в огонь, во всеуслышанье заявив за столом, что первая премия, присуждаемая в этом году международной ассоциацией любительского рыболовства за самую крупную рыбу года, – океаническая яхта стоимостью 1,5 миллиона американских долларов. Это ж неслыханные деньги! Вот бабу, видимо, и повело.
На другое утро после крутой попойки вставали тяжело, но баркасы отчалили от баржи во время – на рассвете.
Когда наступило привычное безделье, после заброса снастей, чтобы как-то скрасить время, я сказал:
– Левонтию повезло. С такой женщиной танцевал.
– Да, она очень похожа на Мерелин Монро, – сказал Войцех, глубоко затягиваясь сигарным дымом и выпуская его через нос в пышные, прокопченные усы.
Леон помолчал, уставившись в поплавок, но вдруг не выдержал и сказал:
– Какие у нее глаза! – и больше мы от него ничего не услышали, потому что все стали сматывать снасти, чтобы они не перепутались, так как у Болеслава села хорошая белуга.
Поляку пришлось с ней повозиться. Хотя рыба оказалась опять же не такая большая – на вид чуть более ста килограммов. Имевшиеся у нас сто килограммовый безмен слегка зашкаливал. Для контрольного взвешивания стоило везти на базу только ту рыбу, вес которой мог приближаться к двумстам килограммам.
Однако, поляк, уже поймавший две рыбы, был в игривом настроении, и он спросил Леона снова:
– А, что отдал бы ей яхту, если выиграл?
– Конечно, – тут же ответил Леон, даже не спросивший кому он имел ввиду отдать. – Мне ведь рыба нужна, а не выигрыш.
А я подумал: он прав, что такое деньги, богатство, по сравнению со значимостью человека. А Леонтий, ох, как хотел стать значимым! Особенно в глазах таких красивых женщин, как матрос Пивоварова. Очевидно, она очень ему нравилась: он так и провожал ее за ужином нежным взглядом и так скромно, украдкой скользил им по ее груди, выглядывающей из широкого выреза белой кофточки.
Поклевок до вечера не было. Семеныч уже зудел, что пора собираться. Солнце клонилось к морскому горизонту, как вдруг поплавок Леона подпрыгнул и заскользил по водной глади, уходя под воду. Рыболов, вцепившись в спиннинг руками, словно в гриву необъезженной лошади, напрягся и даже оскалился, и, невзирая на свою хрупкость, рванул так, что любому пудовому сазану он вырвал бы губу вместе с жабрами, а тут, словно он зацепился за кабель проложенный по дну Каспия – ни какого движения, только толстенный спиннинг выгнулся дугою вместе с Леоновой спиной. И вдруг через несколько секунд, которые показались мне вечностью, потому что я, слишком впечатлительный, ловил рядом, с визгом бешено завертелась катушка. За какую-то минуту или меньше рыба размотала весь трехсотметровый запас лески. Я стоял рядом и не знал что делать. Хвататься за чужой спиннинг было неприлично. С якоря лодку уже не снять.
Семеныч кричал за моей спиной:
– Руби нахер, леску, пропадет парень, не за грош.
Массивный Степан, находившийся от Леонтия дальше всех, с проворностью индейца подскочил к нему в тот момент, когда водяной монстр уже тащил упиравшегося человека за борт. Оттолкнув меня и Семеныча легким движением руки, Степан хотел обнять друга за пояс, но тот как-то вдруг выскользнул из рук, и богатырь сумел цепко охватить только его колени. Леонтий повис за бортом, вытянувшись в струну. Он был продолжением, казалось звеневшей от напряжения, лески. Лодку наклонило на один борт, и она черпнула воды. Мы, оставшиеся без дела, как по команде, навалились на другой борт, выравнивая крен. На Леоне начала трещать одежда.
– Реж, нахер, леску, – продолжал кричать Семеныч.
– Как? – жалобно спрашивал я, пытаясь разглядеть ситуацию из-за широкой Степановой спины.
– Я тебе отрежу! – грозно прорычал Степан, упираясь лицом в колени Леонтия и лягая меня ногой.
Болеслав, нервно попыхивая трубкой, комментировал почти без акцента по-русски своему земляку:
– Смотри, как вытянуло парня. Интересно, кто быстрее лопнет он или леска?
– Русский, – по-польски флегматично отвечал Войцех.
Вдруг Леонтий плюхнулся в воду и скрылся с головой. Я хотел прыгать, но неудачливый рыболов вынырнул. В руке он держал спиннинг. Когда его подняли на борт, оказалось, что обломалась шпуля и перетерла леску.
– Ну, повезло тебе, парень, – сказал Семеныч, – хочь спиннинг сохранил.
После этого случая Леонтий стал казаться всем нам выше ростом. Правда, может быть, его рыба вытянула, но, скорее всего это произошло оттого, что он стал самодостаточным, почувствовал себя значимым. Его все хвалили, подбадривали, пророчили чемпионскую славу. Матрос Пивоварова искренне утешала. Наконец-то все мы ясно разглядели в ней истинную женственность. И на танец она опять пригласила только его, а другим всем отказала, но уже без выпендрежа, что даже Степана расчувствовало, и он тихо сказал:
– Леонтич, если я установлю рекорд, я отдам тебе яхту для Пивоваровой.
А дальше произошло вот что. Мы продолжали выезжать два раза в день на рыбалку. Но успехи особенно не радовали: на десять человек была поймана всего лишь одна белуга килограммов на 80. Степан старался всегда ставить самого большого живца, если можно так назвать красноперку до килограмма весом. Он как-то умудрялся вылавливать самую крупную наживку. Кстати, Степан никогда не жаловался на неудачу дня. Он только лаконично замечал, к примеру, так: «Осталось четыре дня».
Однажды, просидев в баркасе до полудня, все стали собираться на обед. Степан сказал, что он останется.
Вот, упертый, – покачал головой Семеныч.
Этот упрек почему-то меня обидел, мне казалось, что наши рыболовные неудачи на самом деле зависели от нерадивости егерей.
Я тоже останусь, – сказал я.
– Не, ну я поеду, – посмотрел на нас, как бы оправдываясь, Леонтий.
– Да плыви, плыви, – сказал Степан, и когда Леон замешкался, добавил: – Не, я, правда, без обиды, тебя ведь там ждут.
Егерь замахал фуражкой, давая сигнал рулевому второго баркаса, стоявшего на якоре в полумиле от нас, и вскоре суденышко подошло и забрало наших, кроме меня и Степана.
Через час на одну из удочек Степана, на которой стояла особо крупная красноперка, клюнуло. Наживку я перед забросом для интереса замерил – 1200 г. Как и в случае с Леонтием какая-то сверхмощная сила тащила леску с катушки, поставленную на усиленный тормоз, с легкостью роспуска чулочных ниток. Степан мгновенно вспотел, изо всех сил пытаясь притормаживать катушку, крупные капли пота скатывались по его лицу, а неудержимая ручка мультипликатора била по пальцам, на которых оставались кровоточивые ссадины. Я с волнением наблюдал, как все меньше на катушке становится лески. Про то чтобы вовремя сняться с якоря мы не подумали, а теперь уже было слишком поздно…
– Леска кончается, – сказал я, как будто Степан сам этого не видел.
Он молчал.
– Осталось не более тридцати метров, – комментировал я. – Двадцать, десять… – Что же дальше? – крикнул я в отчаянье.
Степан угрюмо и напряженно молчал. Было ясно, что рыба, как и в случае с Леонтием, сломает катушку.
Вдруг Степан схватился за леску и протянул мне спиннинг.
На, держи быстрее. Да крепче держи.
Я схватил удилище. Степан тем временем согнул в локте правую руку и быстро намотал на нее несколько витков лески.
– Посмотрим еще, кто кого, – сказал он, приседая на одно колено.
Леска вытянулась струною над водой на сотни метров.
– А, врешь, не возьмешь! – радостно вскрикнул Степан, вспомнив Василия Ивановича, который, очевидно, отбивался от беляков так же яростно, как белуга от нас.
Единоборство длилось минуту или две, после чего вдруг невероятных размеров рыба взметнулась над водой вдали и леска ослабла.
– Спиннинг давай! – заорал Степан. В обратку пошла!
Он мгновенно смотал с руки леску и стал наматывать ее на катушку. Мотал он быстро, но натяжения все еще не было. Вот уже половина лески была намотана на катушку, а рыба, по-прежнему не сбавляя темпа, наступала на лодку. Я вспомнил фильм «Челюсти» и на какой-то миг испугался.
– Падай на дно, – закричал Степан. – Она идет на таран.
– А ты?
– Как-нибудь!
Я не упал, но на всякий случай покрепче вцепился в борт баркаса. А белуга вдруг замедлила ход и на поверхности воды показалась ее огромная черная спина. Видимо, выпрыгнуть у нее сил уже не было. Она стала снова упираться, но теперь Степан ее подтаскивал, и она неуклонно приближалась к баркасу.
– И что мы с ней будем делать? – робко спросил я.
– Погоди, никуда она не денется, – ответил Степан.
В воде показалась огромная тень, и тотчас у самого борта я сумел разглядеть огромную голову и спину белуги. Степан, подтягивая ее кверху, сказал:
– Возьми веревку, просунешь ей через рот в жабры.
Как?
Как хочешь!
Белуга была малоподвижна и неповоротлива и дала Степану приподнять свою голову над водой. Рот ее раскрылся и я, сунув по локоть руку в ее огромную пасть, протолкнул один конец толстой веревки через жабры. Затем оба конца мгновенно связал петлею.
– А, голуба, теперь никуда не денешься! – воскликнул Степан, перехватывая у меня веревку.
Я тем временем думал: «Сейчас она нам даст шороху»; схватив другую веревку, быстро соорудил на ее конце двойную петлю и прыгнул с нею в воду. Ощущения малоприятные, когда ты находишься бок о бок с таким чудовищем в его родной стихии. И все же я добрался до скошенного хвоста белуги. Набросил на него петлю и сунул свободный конец веревки Степану. Он, тем временем, уже сумел неподвижно закрепить голову белуги у борта. Когда к борту был так же приторочен и хвост, Степан плюхнулся на дно баркаса и стал нашаривать что-то в своем рюкзаке. Достав оттуда водку, он легким движением сорвал пробку и протянул мне бутылку.
– Пей!
– Не, не могу, воды бы!
– Эх ты, воды туды-сюды, – впервые за все время улыбнулся Степан и, разболтав бутылку, залпом выпил ее из горла. А я подумал: «А лицо все же у него доброе».
Вскоре приехали с обеда наши рыбачки и, увидев белугу, разахались.
– Надо вести ее на базу взвешивать, – сказал Болеслав. – Это, похоже, рекордная рыба.
А Семеныч сказал, что он что-то давно не помнит, чтобы кто-либо на спортивные снасти ловил таких «слонов».
– В ей не мене двадцати пудов, – констатировал он, прикинув вес рыбы на прищуренный глаз. – Как-то поймали примерно такую же два москвича, да вона возила их по Каспию боле суток на буксире. А нас и часа не было, а вона ужо и где.
– Как же ее тащить? – спросил я. – Ее ж мотор не потянет.
– Попробуем загрузить в лодку, – уверенно сказал Степан.
Мы с ним ослабили удерживающие рыбу веревки, и перешедшие в наш баркас стали на один бок, наклонив борт к воде, одновременно по команде «и взяли» перекатывая рыбу.
– Осторожно, баркас не потопите! – кричал Семеныч.
Наконец рыба вытянулась на дне во всю длину лодки. Поляки сфотографировали Степана с трофеем, а затем победители в сопровождении восторженных болельщиков, как сказал бы комментатор, отправились на взвешивание рыбы.
На базе были большие амбарные весы и на них кое-как умудрились взвесить рыбу. Болеслав с Войцехом составили рекордный протокол. Когда все дружно зааплодировали рекордсмену, Леон подошел к нему, и я слышал, как он на ухо проговорил:
– Мне яхта не нужна. Люси и так согласилась ехать со мной в Москву.
– Что, вы решили ехать с ним!? – Степан посмотрел не верящими глазами на стоящую рядом с другом, улыбающуюся Люси Пивоварову. – Поздравляю, поздравляю, – и Степан, сдержанный и всегда не разговорчивый, стал целовать друга и радостно приподнимать его на руках как ребенка.
Кстати сказать, Леонтий женился на Пивоваровой по возвращении в Москву. А рекорд Степана в международной ассоциации любительского рыболовства так и не зарегистрировали. Болеслав все документы отправил во время, но за неделю до вручения призов Степану пришло письмо, что он якобы не заплатил ежегодный взнос в международную ассоциацию рыболовов, и его из нее исключили, а не членов не рассматривали… Так что в этом году главный приз вручили американцу, поймавшему марлина на 280 кг веса. Хорошо хоть русские красавицы стали доставаться нашим простым парням. Ничего, ничего мир постепенно меняется…