Весенняя охота в Заволжской степи на пролётную дичь была в этом году не очень хороша, а если честно, то и вовсе никудышной. И в смысле добычливости и в смысле дорожной распутицы. Впрочем, покажите мне того жлоба, которого интересует количество добытой дичи?
Настоящему, крепко помешанному на охотничьей страсти человеку хоть кол на голове теши: там, мол, гусь ещё не пошёл, видели всего пару стаек разведчиков, а так небо совсем пустое, да и дожди обещают, слякоть, плюс мороз по ночам, куда тебя чёрт несёт? – он всё равно поедет. Потому что про чёрта мы совсем не думаем, мы на бога полагаемся – уж как он решит, так и будет. Главное – не сидеть дома.
Если подходить к охоте по бухгалтерски, то за четыре дня взяли мы с моим приятелем Сергеем Тумаковым восемь уток – трёх крякашей, трёх чирков, чернеть и малого крохаля. Ради этого надо ехать за триста км в степь, колесить по бездорожью, ночевать в машине, мёрзнуть на утренней зорьке и радоваться, что живём в век космической цивилизации?
Причём тут космос, да? А при том, что на весенней охоте дороги вроде бы уже сухие, однако в низинках, особенно в колее, кое-где всё ещё стоит талая вода. Это самые опасные места.
Но Сергей – парень решительный, как иначе, он же – бывший геолог, включает всёпреодолевающие скорости, а также дворники, – потому что грязная жижа из-под колёс залепит лобовое стекло и полетит через крышу, – и под песню «Держись, геолог, крепись, геолог, ты солнцу и ветру брат» даёт газу до отказу.
Японцы, конечно, делают хорошие вездеходы, но русским «козлам» и особенно ГАЗ-66 они в подмётки не годятся: наш Land Сruiser Prado сначала этак лихо рванул по колее, потом стал выдыхаться и, в итоге, сел на брюхо. Мы вылезли из машины, огляделись и поняли: именно вот в такой степи у древних родилось убеждение, что Земля плоская. Плоская от горизонта до горизонта и без малейших признаков жизни.
Раньше в подобной ситуации пришлось бы топать за трактором пешком, зато теперь, когда над нами летают космические спутники и работает GPS, мы по мобильнику вызвали помощь из ближайшей деревни Песчаный Умёт. Приехал фермер Рашид на тракторе «Беларусь» и выдернул застрявшего японца. Как тут не воскликнуть: да здравствует цивилизация и дружба народов!
Я сказал, мы взяли восемь уток. Но взяли, это, в общем-то, не совсем взяли. На самом деле от первого крякаша, сбитого в сумерках, мы поутру нашли на берегу лишь кучку перьев. Второй упал в такую кустарниковую крепь на глубокой воде, куда было не добраться. И вот такая ещё невезуха: налетает на меня чирок, стреляю, а он даже не вздрогнул. Тьфу, думаю, промазал, старый пень. Однако метров через полтораста чирушка вдруг останавливается в воздухе и, крутясь как пропеллер, замертво падает в речку. Ветерок дует слабенький, поэтому чирка несёт к моему берегу очень медленно.
Подходит Сергей, смотрит на еле-елешнее движение и говорит: пошли позавтракаем, потом придёшь и заберёшь. Меньше чем через час я вернулся к тому месту, куда должно было прибить мою законную добычу, а её нетути. Где он, такой-сякой, куда мог подеваться? Спрятаться на голом берегу, в голой степи совершенно негде – ещё прошлым летом всё выжжено солнцем, всё серо и тускло, даже чахлый полынок ещё не ожил и не стал пробиваться из земли.
Умозрительное расследование привело меня к выводу, что покуситься на чужую добычу могли корсаки, еноты, орлы, коршуны, степные луни… Ещё кого я подозревал, так это плавающих в речушке ондатр. Не знаю, правда, едят они уток или нет. Но если вспомнить, что ондатра принадлежит к уголовной породе крыс, которые жрут всё, то обвинение в воровстве моего чирка вполне закономерно.
С гусём нам не повезло, мы увидели их только в день отъезда. Однако стаи летели так высоко, чуть ли не крыло в крыло со стратегическими бомбардировщиками «Белый Лебедь», достать их ружейным выстрелом никак было нельзя.
Второй раз мы приехали на наши охотничьи места через месяц: уже не с ружьями, а ради любопытства: чем уж так хороши легендарные тюльпаны Шренка?
А легенда, похожая на правду, была такой: в 1574 году по приказу султана Селима в Императорских садах Константинополя было высажено триста тысяч луковиц тюльпана, доставленных из Кафы (ныне Феодосия). Европе цветы стали известны в XVI веке как турецкие, да и само название произошло от слова «тюрбан», в переводе с тюркского – головной убор, который напоминает форма цветка. Из Турции они попали в Голландию, где получили небывало широкое распространение, и до сих пор на них процветает мощный бизнес страны.
В том же XVI веке тюльпаны были завезены в Россию уже в виде садовых, окультуренных, однако потерявших изумительный аромат своих родных степей. В XVII веке наступил настоящий тюльпанный бум. Сохранились документы, в которых записана совершенно сумасшедшая цена одной луковицы: «Два воза пшеницы, четыре вола, четыре бочки пива, 24 килограмма масла, 46 килограммов сыра, два бочонка вина, одна серебрянная ваза и совершенно новый мужской костюм».
Зрелище нам открылось фантастическое! Будто мы оказались не среди знакомой нам александровогайской полупустыни, с её необозримой серостью, грязью, холодом, распутицей, а прямо-таки в раю. От горизонта до горизонта степь покрывали розовые и бордовые, фиолетовые и нежно-сиреневые, желтые и красные, белые и оранжевые тюльпаны. Их сильный и нежный аромат (садовые так не пахнут!) смешивался с запахом молодой полыни.
Тюльпаны, названные в честь ученого Санкт-Петербургского Ботанического сада Александра Ивановича Шренка, изучавшего в 1842 году Арало-Каспийский район, занесены сегодня в Красную книгу как редкий, исчезающий вид.
Лучшими в мире тюльпанами, как известно, считаются голландские. Но мало кто знает, что прапраодителями их были именно «дикари» степей и полупустынь Средней Азии, Восточной Европы и наших охотничьих мест.
Юрий НИКИТИН
г. Саратов