Летняя ночь

День был очень жарким, томительным, а вечер получился на удивленье шикарным. Потянул ветерок с северо-запада, закачались липки, зашептались, залопотали тревожно осинки по краю лесной поляны, и стало особенно хорошо, как только бывает после несносной жары, надоевшей всему живому, зверю и человеку. Вот уже лет тридцать караулю я тут олений выход, а всякий раз будто впервые.

Прошлый год всё было иначе. И звуки, и запахи иные, непохожие на сегодняшние. Солнце ещё не ушло, а коростели, которых раньше тут не слышал, вовсю начали скрипучие переклички, волнующие мою охотничью душу сладостью воспоминаний. Сразу вспомнились родные степи, где я молодой и во всё влюбленный с придыханием слушаю концерты дергачей за речкой. Боже, как же было тогда хорошо! Но и сегодня эта коростельная песня мне мила не меньше. С разных сторон подают голоса перепела. Вот тоже ещё та птица. Только-только вечерняя свежесть стала мягко оседать на лес и поляну, сразу несколько певцов заторопились похвалиться тембром своих голосов. Простенькая их песенка, коротенькая, а сколько в ней чувства и любви. Там и тут откликаются они друг другу, и нисколько не устаешь от однотонных настойчивых звуков, летящих в прозрачный вечер круглыми незвонкими нотами. Иной раз два певца подбегут, сблизятся под травой настолько, что их песенки начнут переплетаться и вториться, и тогда совсем выходит другая мелодия, длиннее и переливчатее, слегка на соловьиную трель похожая. Так бы и слушал вечность и не надоест никогда. Но вот луна вышла за спиной полным диском, и под самой моей копной зашелестел тихо и ласково первый сверчок. Начало его песни, как шуршание шелкового лоскутка, нежное и мягкое.

И вот настало время, когда все звуки, проживающие в округе теперь утратили всякую шумность, сливаясь в одно нераздельное, тихое начало. Зато ярче запахли луга и подсохшее сено особенной еле уловимой прохладой, в которой примешалась маленькая доля грусти по уходящему лету. Потянулось к лесному краю зверьё. Там треснет сучок под оленьим копытцем, в другом месте хрупнет валежина от кабаньего веса. Но на самом краю, на границе луга снова всё стихает. Звери тянут воздух ароматной ночи, готовясь перейти, перешагнуть известную границу страха и осторожности. Гулко колотится пойманное страстью охотничье сердце. И всё повторяется. Олень какое-то время остается в тени лесной кромки, но его уже можно различить, ухватывая общий домысленный контур. А через минуту вдруг появляется сразу несколько оленей. Вышла мамаша с двумя игрушечными оленятами. Все трое чуть постояли, послушали и принялись щипать молодой травяной подгон после последних дождей. В лунном свете они, поворачиваясь, то делались ясно видимыми, то сливались с отброшенной лесом тенью. Недовольно, со свистом, промычал прошлогодний бычок, не решаясь выйти на освещенное луной место.

Мне осталось только терпеливо ждать. Лишь бы волна моего охотничьего азарта не спугнула раньше времени чуткого зверя. И вот как призрак из куска высокотравного мокрого луга, обкошенного по краю маленького болотца, там, где цапли успели воспитать двух ногастых малышей, возник олений силуэт. Он шёл по высокой траве так тихо, словно плыл по утренней густой осенней туманности, ватно двигая ногами , поворачивая красивую голову в изящном изгибе.

Это мой олень. Именно такого я жду уже которую ночь в этом лесном уголке. А какие рога! Два толстых мохнатых отростка с шишками на только намеченных развилках. У меня руки задрожали от возбуждения. Никак перекрестье прицела не желает лечь в нужное место. Да и олень не желает подставить бок, идет прямо, лишь головой крутит, словно рога демонстрирует. Палец мой на цевьё ищет резиновую клавишу подсветки. Медлить больше нельзя. Какой бы ты ни был стрелок, а разум всё одно сжимает организм в единый мускул от ожидания выстрела. Свет выхватывает остановившегося в замешательстве зверя, а перекрестье прицела скользит по пятнистой спине к шее. Всё решено. Но вдруг из-за оленя, с другой стороны красным ярким орешком выскакивает оленёнок, а следом и его мамка.

Продвинулись по инерции немного вперед и стали в световом круге, затоптались нерешительно перед мордой красавца. Оленёнок, нарисованный с неповторимой тщательностью контурами ночи, прячется, забегая то за одну сторону матери, то за другую. Стоят перед глазами как плюшевом ковре в нашем старом деревенском доме. Оленье семейство. Жалость кольнула укором, и я выключил, не раздумывая, фонарь. И сразу же, будто в награду услышал я всю прекрасную тишину ещё одной замечательной летней ночи.

Автор: Евгений Дворянчиков
Журнал “Охотник”