МУЖСКОЙ РАЗГОВОР

Окончательно вытесняя прохладную августовскую ночь, над горизонтом медленно поднималось солнце. Вот оно уже ярко осветило охотугодья, представляюшие собой карьеры бывшего торфопредприятия, берега и многочисленные островки которых густо поросли лозами, камышом и осокой, а водная поверхность – цветущими кувшинками. Затем ароматный воздух этого живописного уголка подмосковной природы начал смешиваться с приятным солнечным теплом, чему только обрадовался Евгений Лукашов, простоявший всю утреннюю зарю среди болота. Где-то на дальнем карьере хлопнул одиночный выстрел, и над утиным царством окончательно повисла тишина. Это означало, что охота подошла к концу.

Евгений с какой-то затаённой надеждой ещё шарил глазами поверх кустарника, высоких трав, и на всякий случай держал палец на спусковой скобе ружья – «вдруг прилетят!». В то же время понимал: на базу, скорее всего, придётся возвращаться с пустыми руками. Что было не очень приятно, поскольку договорились с коллегами добычу складывать в общую кучу.

В своей неудаче, однако, он склонен был винить вовсе не себя. Да, его опыт охоты на водоплавающую дичь минимален. Всё больше как-то доводилось иметь дело с зайцем, лисой, кабаном. Нравилась ему также охота на фазана. Но не в этом дело: как он и предполагал, егерь, которого звали Николаем, естественно, с подачи председателя охотколлектива части Андрея Василькова, поставил его в таком месте, куда утка упорно не хотела лететь. Ни один выстрел из его «тулки» так и не прозвучал.

«Нет, не должен был он сюда ехать, – мысленно корил себя Лукашов. – И вообще, пока председательствует Васильков, придётся о своей двустволке забыть. Несмотря на то, что они ровесники, оба носят погоны майора, служат на равнозначных должностях в полку связи, а вот отношения не сложились. Из-за Татьяны Смирновой всё началось…».

Этот монолог вдруг прервал егерь, лодка которого уже уткнулась носом в крошечный островок, где всё утро бодрствовал Лукашов. Думалось, Николай посочувствует по поводу отнюдь не жаркой погоды, спросит о результатах охоты, впечатлениях, а он сразу начал высказывать претензии:

– Что же вы, Евгений Ильич, всему свету напоказ простояли зарю на своём островке? Мы с Андреем Петровичем наблюдали за вашей фигурой в километре от берега. А летящая утка, поверьте, видела вас за все пять. Разве полетит она в вашу сторону? Тогда для чего, скажите, пожалуйста, мы здесь шалаш построили?

Действительно, укрытие в виде шалаша, замаскированное ветками лозы и камышом, было сделано на совесть. Заботливый егерь соорудил в нём даже удобный стульчак. Там поначалу и затаился стрелок. Но в какой-то момент ему показалось, что небольших смотровых окошек в куполообразном укрытии недостаточно для обзора болота, что пролетающие кряквы и чирки ему просто не видны. Вот и вышел наружу…

Евгений уже готов был признать свою ошибку. Но едва добравшись до берега, выслушал назидание и со стороны Василькова. Дескать, он испортил охоту не только себе, но и стрелкам, стоявшим по соседству.

Собственно, какой-то разбор Андрей Петрович обязан был сделать априори, на то и председатель охотколлектива. Только он поторопился: надо было обсудить итоги зорьки по возвращению на базу, при полном сборе команды. К сожалению, вместо урока, получилась какая-то перепалка среди болота.

Что ж, Евгений мог, так сказать, проглотить упрёк, тем более что он был небезосновательным. Правда, если бы он прозвучал из уст другого сослуживца. Васильков же, как показалось Лукашову, просто смаковал его ошибку.

«А сказать-то, пожалуй, хотел всё о том же: отстань от Татьяны. Так он ведь и не приставал к ней, – размышлял Евгений. – Конечно, эту женщину Бог ничем не обидел: ни красотой, ни умом, ни трудолюбием. Ещё и двух лет не работает на окружном узле связи заведующей делопроизводством, а начальник уже не нарадуется – в её хозяйстве полный порядок! И, конечно же, благодарит человека, который привёл её в часть, то есть всё того же Василькова.

Да, муж у Татьяны погиб, осталась одна. Но он-то не один, у него семья, две прекрасные дочери. Конечно, Лукашов оказывает ей какие-то знаки внимания, то это чисто по-человечески, чтобы хоть отчасти скрасить её одиночество. Да и знаки-то, какие: три цветка ко дню рождения, шоколадка к восьмому Марта. Или подчеркнёт иногда, что она своей красотой даёт фору всем женщинам узла связи – и та уже чувствует себя на седьмом небе.

Один раз, помнится, привёз с охоты двух фазанов, и одного подарил Татьяне. Она тут же похвастала презентом перед Андреем. Вот тому и показалось, что Лукашов глаз на новенькую положил. В действительности неравнодушен к ней сам Васильков. В полку связи без году неделя, но думает, что ему, как бывшему лётчику, всё можно…».

И вновь Евгений не успел довести мысль до логического конца – слишком быстро примчала машина на охотбазу.

– Сейчас опять начнётся хурал. Расскажет, как я испортил охоту всей команде, – еле слышно проворчал Лукашов и посмотрел на сидящего рядом подполковника Андриана Александрова.

Но тот не отреагировал. Тогда Евгений перенёс взгляд на соседа, сидящего с другой стороны. И здесь не заметил даже намёка на поддержку. Возможно, потому, что те знали: Андрей зла не держит.

Действительно, по приезду в гостиницу охотники говорили о чём угодно, только не об упущенных шансах на утренней зорьке. Вскоре последовал плотный завтрак, за ним – отдых. Поспать решили все, потому как минувшей ночью в половине третьего уже были на ногах. А впереди ещё – работа по утке на вечерней заре.

Но уснуть удалось не всем. Лукашов прикидывал, в какую дыру на сей раз поставит его этот «прелюбодей», и заранее пытался предугадать финал: «Небось, птица опять не будет летать, виновником же, в конце концов, окажется он, Евгений».

Васильков же, хорошо знавший охотничьи угодья, долго мысленно шарил по лозняку и кочкарнику, выбирая место для проштрафившегося стрелка. Он понимал, что останься Лукашов в очередной раз без трофея, и трещина в его отношениях с сослуживцем может углубиться.

«Собственно, откуда взялась эта трещина? – уже не в первый раз задавался вопросом Андрей, и сам же попытался на него ответить. – Нравится тебе Татьяна – ну и что из этого следует? Ты человек семейный, у тебя всё ладком. Она же – одна-одиношенька, ей заново семью создавать надо, потому что Виктора уже не вернёшь. Вот и не надо мешать ей, не лезть со своими фазанами».

Себя же в окружении Татьяны Андрей видел по определению. Он считал своим долгом, хотя бы до поры до времени, быть для неё опорой и защитой. Так уж случилось в этой жизни: вместе с её мужем служили в одном авиационном полку ПВО, и даже в одной эскадрилье «сухих». Семьи Смирновых и Васильковых жили в одном подъезде дома, и в тот день они отрабатывали задание на спарке. Вместе они и погибнуть должны были. Только вот ему, заместителю командира эскадрильи, повезло, хотя и лечился потом долго, и пришлось распрощаться с небом. А для хорошего, перспективного лётчика старшего лейтенанта Виктора Смирнова тот вылет оказался роковым…

Нет, не удалось Андрею поспать. В назначенное время затрещал будильник, и команда, хлебнув по чашке чая, заспешила в район охоты.

Торопились, кстати, не зря: лёт начался раньше обычного. Видимо, потому, что утром активной стрельбы не было, и птица осталась почти непуганой. Особенно часто и низко шла утка над перешейком между двумя карьерами, где стоял Евгений. Причём, всё кряква, да свиязь. Казалось бы, трофеи сами идут в руки охотнику. Но прозвучало уже с десяток выстрелов, а результат удручающий.

– Не выдерживают нервишки у Лукашова,– заметил Васильков, наблюдая за зрелищем над перешейком. – Он открывает огонь слишком рано, задолго до подлёта утки на расстояние вероятного выстрела. И стайки обходят его шалаш то справа, то слева.

Сидевший рядом с Андреем егерь приложил к глазам бинокль и вскоре, чертыхнувшись, произнёс:

– Ну, что ему мешает выждать ещё две – три секунды и выстрелить с поводкой, или ударить вдогонку!?

– Мешает отсутствие знаний и опыта. Охота на уток – не его хобби, – сказал Васильков, и больше, вплоть до наступления вечерних сумерек, они не обсуждали слишком уж своеобразную тактику Лукашова, продолжавшего и дальше стрелять чаще других.

Руководители охоты ни слова не проронили по данному поводу и потом, когда стрелки снялись с номеров и собрались у машины. Председатель хотел каким-то дежурным вопросом взять, хотя бы, на пробу настроение Евгения, но вовремя остановился: на лице неудачника и так было всё написано. Сам же Лукашов даже не попытался чем-то оправдать свою очередную «баранку» – настолько очевидны были его ошибки.

И только на базе, уловив удобный момент, Андрей обнадёживающе сказал Евгению:

– Не переживай, у нас есть ещё одна утренняя заря. Завтра наверстаем упущенное, – и после небольшой паузы продолжил: – Вспомни только те уроки стрельбы по летящей цели, о которых мы за последнее время говорили дважды: сначала на собрании, потом на инструктаже.

– Ну, да, говорили, но без меня. То я на дежурстве, то в отпуске, – парировал Евгений, чем не на шутку озадачил председателя.

Тогда Васильков, не дожидаясь согласия на то Лукашова, тут же принялся рассказывать о секретах точной стрельбы, как берётся нужное упреждение и выбирается точка встречи дробового заряда с летящей целью. При этом он лихо жестикулировал руками, выстраивая воображаемых птиц на манер летящей пары крылатых машин, как это он делал когда-то на занятиях с лётчиками, отрабатывая на земле приёмы воздушного боя. Словом, было видно: охотничью науку он сам постиг в мельчайших деталях и совершенно искренне хотел помочь товарищу.

Евгений слушал, что называется, мотал на ус и одновременно отмечал те чёрточки в характере и поведении сослуживца, которые заметил в нём впервые. Нет, не похож он на человека, который себе на уме. Вот и в этом разговоре – ни малейшего намёка на неприязненное отношение к Лукашову, как менее опытному охотнику и, пускай даже мнимому, сопернику в делах сердечных. И тогда, пожалуй, впервые за эти два года в нём шевельнулось сомнение: «А может, вздор я несу на Андрея?».

Однако далеко идущих выводов делать не стал, решив, что время всё расставит по своим местам. Хотя, у времени свои законы: одни проблемы оно может консервировать на долгие годы, а другие разрешать со скоростью, подобной взрыву. Это поймёт Евгений уже потом, на утренней заре…

Как и просил сам Лукашов, председатель с егерем поставили его на том же перешейке, где накануне дичи было – не перечесть. Подобная же воздушная карусель завертелась над болотом и на сей раз. С той лишь разницей, что теперь стрелок, затаившийся в укрытии, был более точным.

Когда на воде обозначились тушки трёх сражённых наповал «крякашей», лёгкий ветерок медленно, но неумолимо понёс их к зарослям камыша, начинавшимся в полсотни метров от берега и тянувшимся почти до середины довольно обширного карьера. Ещё полчаса – и вожделенные трофеи могут исчезнуть в этих болотных дебрях. Правда, егерь обещал собрать дичь с лодки, если, конечно, найдёт её. Но это «если» не давало покоя Евгению, и он решил действовать.

Отложив ружьё и подтянув болотный костюм до самых плеч, Лукашов зашагал в направлении уток, заманчиво качающихся на водной глади. Шёл смело, так как, по рассказам егеря, карьер в основном проходим, и не глубже полутора метров.

До цели уже было рукой подать, как вдруг он проваливается в какую-то подводную яму. Причём, ныряет в неё с головой. Всё произошло так неожиданно, что Евгений просто не успел во время осознать серьёзность ситуации, в которой он оказался. Понял, когда уже наглотался воды. Мгновенно хлынула она и в болотный костюм. Тренированный и физически сильный, он интенсивно заработал руками, чтобы удержаться наплаву. Но вязкий придонный ил уже пленил ноги охотника, облачённые в резиновые доспехи, а резко потяжелевший костюм, словно многопудовая гиря, предательски тащил вниз. Хотел позвать на помощь – не получилось. А над водой уже остаются лишь глаза, которые успевают заметить бегущего вдоль берега Василькова…

И вот он лежит на расстеленной под камышом офицерской накидке. Медленно приподнялись веки, и Лукашов сразу же увидел хлопочущего возле него Андрея.

– Ну что, покашлял, поблевал – и хватит, – подбадривал Евгения спаситель.

– Это хорошо, что вы, Андрей Петрович, следили за ним и во время успели, – начал было излагать свой прогноз этого происшествия егерь. Но председатель так на него посмотрел, что тот немедленно осёкся. И лишь добрую минуту спустя, заговорил уже другим тоном, словно оправдываясь: – Я ведь предупреждал, что карьер в основном проходим, за исключением «чёрной канавы»…

Тут же выяснилось, что много лет назад по этой самой канаве вода из верхнего карьера стекала в нижний. Когда же здесь образовалось охотхозяйство, водосток бульдозером частично заровняли, чтобы воду, наоборот, накапливать. Но справа и слева от перешейка канава осталась, представляя собой этакую западню, скрытую под водой и болотной жижей. За это коварное свойство местные егеря да рыболовы её и прозвали «чёрной».

После того, как Евгений окончательно пришёл в себя, сослуживцы остались вдвоём. Мокрую одежду пострадавшего Андрей сразу же поменял на свои куртку и брюки, которые предусмотрительно снял, прежде чем броситься в воду и поспешить на помощь тонущему. А вещи Евгения отжал и разложил к солнышку.

Вскоре, согревшись и поняв, что самое страшное позади, Лукашов позволил себе даже шутку:

– Ещё бы немного и пришлось бы тебе, Андрей, одному носить цветы Татьяне…

На что поначалу Васильков даже не знал как реагировать. Тема ведь не простая, и если говорить о ней, то серьёзно, по-мужски – не иначе.

– Уже и не помню, когда последний раз дарил ей цветы. Но думаю о Татьяне постоянно – это правда. С тех пор, как закончилась моя служба в авиации, – начал он как бы издалека. – Да и кто же ещё подумает о ней, если не я…

Евгений что-то уже слышал о недалёком прошлом военного лётчика Андрея Василькова, об аварии его самолёта, каком-то чудесном спасении. Но только сейчас узнал, что у этой истории два действующих лица – ещё и муж Татьяны.

Когда начался неконтролируемый помпаж двигателя и перехватчик стал быстро терять высоту, на спасение лётчиков оставались считанные секунды. И командир экипажа майор Васильков приказал старшему лейтенанту Смирнову покинуть самолёт. Затем катапультировался сам. Правда, сделал он это, когда до земли уже оставалось сотня метров с небольшим.

Казалось бы, гарантия наполнения купола парашюта, а значит и благополучного приземления Виктору была обеспечена, так как он покинул машину парой секунд раньше и поэтому имел запас высоты. Чего нельзя было сказать о Василькове.

Но случилась ещё одна неожиданность, точнее даже – две. Виктор опустился на непрочный лёд быстрой реки, пробил его, и тут же течение потянуло лётчика в сторону от образовавшейся полыньи. Несколько мгновений отчаянной борьбы за жизнь под ледяным панцырем, да ещё в беспорядочных сплетениях парашютных строп – и всё было кончено.

А купол парашюта Андрея, который полностью так и не раскрылся, зацепился за верхушку огромного тополя, росшего на краю небольшой деревни. Сучья дерева смягчили падение, но избежать ушиба позвоночника, полома левой руки и трёх рёбер не удалось. После таких травм и нескольких месяцев лечения вопрос о возвращении к лётной службе уже не стоял.

– Словом, для спасения Виктора Смирнова я ничего не смог сделать, – подытожил свой экскурс в прошлое Васильков. – Поэтому стараюсь хоть чем-то быть полезным его жене, Татьяне. Подыскал ей на узле связи работу, помог разменять квартиру и переехать в областной центр. Она по-прежнему дружит с моей супругой. Да и не на кого ей больше опереться: вся жизнь до замужества – это детдом, да техникум. Обзавестись детьми Смирновы не успели. Теперь вот создаст новую семью и для меня – гора с плеч.

– Что-то намечается? – поинтересовался Евгений, уловив обнадёживающие нотки в словах Андрея.

– К тому всё идёт. Может быть, в самое ближайшее время и мы с тобой получим приглашение на свадьбу, – раскрыл секрет общей знакомой Васильков, и сразу же прочитал в глазах сослуживца, что подобная развязка его устраивает как нельзя лучше.

– А теперь – идём к машине. Только трофеи свои не забудь, Николай их в два счёта обнаружил в камышах, – кивнул Андрей на куст лозняка, под которым лежали три замечательные кряквы.

Увидев дичь, Евгений в первый раз за последние дни улыбнулся. Какие-то перемены в глубине души почувствовал и Васильков. Похоже, оба они возвращались с охоты уже другими людьми. Во всяком случае, таковыми они сами себя ощущали.

Анатолий КРИЧЕВЦОВ

Для журнала ВОО Охотник