На отшибе. Охота на щуку.

Ох, как ругал Сергей своих друзей-рыболовов! Наплели ему про небольшую лесную речку, что там щуки косяками ходят и берут на всё подряд. Гвоздь кинь – и то не побрезгуют, набросятся всей стаей.
– Но если даже и не повезёт, к Маньке-Щуке зайдёшь. У неё рыба не переводится – бочонками солит, так что поделится, она старуха не скопидомистая.
– Какая Манька? – захотел уточнить Сергей.
– Там деревушка на угоре, домов в пяток. А жителей – одна Манька да ещё одна старушенция. Дом у Маньки на отшибе стоит, не перепутаешь.
К рыбалке Сергей готовился основательно, подбирая и шлифуя о старый валенок блесны, поднялся ни свет ни заря и вышел на большак. Голосовать долго не пришлось. Первая же попутка остановилась, подобрала. И через час с небольшим он уже был у нужной речки.
Первые забросы делал с большим трепетом и ожиданием того, что вот-вот из-под коряжины или низко свисающего над водой куста выскочит щука и затрепыхается, забьётся на остро заточенном тройнике. Но хваток и даже выходов не было. И надежды на удачу таяли, растворялись вместе с поднимающимся к небу густым и вязким туманом.
Прошло часа два. Сергей казнил себя за потерянный день и свою доверчивость, за то, что его, опытного, в общем-то, рыболова объегорили и обвели вокруг пальца, как последнего простачка друзья-товарищи. Теперь уж точно вдоволь позубоскалят.
У старого моста рыбак решил бросить блесну в последний раз, та, описав пологую дугу, почти беззвучно опустилась под ивовый куст. Он подождал секунду-вторую и стал неторопливо вращать катушку: оборот, другой – остановка, оборот, другой – остановка…
Вдруг удилище согнулось дугой, леска натянулась струной. Ручка катушки едва не вырывалась из рук. А в самом начале омута, будто в кипящем котле, заходила, забурлила вода. Щука сначала в глуби крутилась волчком, норовя освободиться, но, словно желая увидеть своего противника, неожиданно всплыла. Сергей разглядел широко раскрытую пасть с торчащей из неё блесной, большие выпуклые глаза и раскинутые по сторонам медно-красные боковые плавники. Оказавшись наверху, рыбина несколько метров шла послушно, будто разбитая параличом, но ближе к берегу её как подменили. Сергей отбросил в сторону леску и  бросился на выделывающую кренделя щуку, стараясь прижать, утихомирить её и не дать уйти. Изловчившись, ухватил её под жабры и вытащил на берег.
Только теперь он заметил, как небо огрузло, опустилось на самые маковки деревьев. Плотные сизые тучи объединились воедино, стали свинцово-темными. Началась редкая сеющая морось, которая быстро набрала силу и перешла в густой крупный дождь.
Где-то тут деревенька должна быть, вспомнил он россказни друзей-рыболовов, и огляделся. Из-за гряды прибрежных кустов размыто и неясно выглядывала тёмная от сырости тесовая крыша, а рядом с ней зениткой наизготовку торчал колодезный журавль. Деревня, оказывается, была рядом. Сергей зашагал к ней вдоль широкой лощины, затянутой стелющимся по траве ивовыми кустами.
Лощину во всю ширь перегораживала высокая плотина. Он поднялся на неё и замер. Подле самой кромки пруда одиноким изваянием стояла женщина. Поверх одежды на ней была лёгкая прозрачная накидка. Стояла неподвижно, будто окаменела. В руках она держала длинный шест толщиной с черень лопаты, от которого свисала и уходила в воду бечёвка.
«Манька-Щука», – безошибочно догадался Сергей и замер, рассчитывая незаметно отступить, чтобы не напугать и не потревожить её.
– Чего прячешься? – раздался грубоватый не по-женски голос. – Подходи да хвастай! Вижу, что с рыбалки. Как улов?
Таиться уже было нечего, и он осторожно подошел к ней, поздоровался.
Она окинула его измеряющим взглядом.
– Что-то я тебя в здешних краях раньше не видала. Не из наших что ли?
– Местный я, – ответил Сергей. – А здесь не бывал. Спичками не богаты?
– С собой не имею. А дома – хоть упаковку целую…
Она откинула капюшон. Мелкие кровеносные сосудики густо вырисовывались на её щеках и оттого они пылали румянцем. Нос был длинным и острым, похожим на птичий клюв и, как показалось Сергею, выглядел на приятном лице как-то неуклюже и даже неестественно. Из-под туго затянутой косынки выбивались жидкие прядки белых, как свежий снег, волос. Было ей лет семьдесят.
– А у вас клюёт?– спросил он.
– А то! – бойко ответила рыбачка. – Без рыбы не ухожу. Она, чай, здесь у меня как в котле. Только черпай да черпай! Вот, смотри…
Шпагат натянулся, а потом из воды показалась и сама допотопная снасть, похожая на большое – метра полтора – решето. Оно было будто живым. В нём подпрыгивали, мельтешили тусклым серебром мелкие шустрые рыбёшки. Они бойко прыгали по всему марлевому решету и даже переваливались через край, падали в воду и юрко скрывались в глубине.
– Теперь хватит, – подытожила Манька-Щука, пригоршнями собрав рыбок в бидончик, стоявший у ног. – А у тебя как? Или зря беса к лесу гонял в такую непогодь?
– Да как сказать, – Серей повернулся к ней рюкзаком и припрыгнул на месте. Хвост рыбины несколько раз нежно и с какой-то согревающей душу прохладой шлёпнул его по загривку, словно упрекая хозяина в хвастовстве. Он был уверен, что старушка увидит щуку и непременно похвалит удачливого рыболова. Но похоже особого впечатления вид рыбины на неё не произвёл.
– Ну и слава Богу, – с толикой грусти проговорила она. – Покойный мой муженёк тоже подле мельницы ловил, и помногу. Пойдем – чаю поставлю, посидишь, пообсохнешь. А то, смотри, на водяного похож. И рыбу мне поможешь донести. Тебе это влеготу, а мне уже бидон непомерная ноша. Ведь восемьдесят два, а всё бегаю, качаюсь, как осина старая. Дуньку – соседку мою вчера дочка в город увезла. А я совсем одна остаюсь с рыбками этими да с козлухой…
Пока хозяйка копошилась на кухне, гость сидел у раскрытого окна, курил и осматривал избу. На стенах фотографии в рамках, на полке тикающие ходики и приемник «Альпинист», шкаф с рюмками и стаканами….
– Про щуку-то вот вспомнила. Она ведь мне и имя второе дала. Меня и до сих пор Щукой называют. А я и не в обиде – Щуку так Щука! Не ворона же или змея подколодная. Эх, плохо, что у меня сейчас рыбки готовой нет. Дуньку в город провожали, всю что было – к ней унесла. Вот посолю, недельки через две на стол будет можно ставить. Заходи, попробуешь. Понравится – расскажу, как и с чем солится. Хоть рецепт мой сохранится, и то людям память. Пруд-то этот потому и дорог мне, что тоже память. Муженёк его на свою премию построил. Всю до копейки выгреб и отдал бульдозеристу. Карасей потом он завёз, линей посадили. Пруд – как памятник ему…
Сергей уже опорожнил пару стаканов, сидел и постукивал пальцами по столу, выжидая подходящий момент, чтобы поблагодарить и распрощаться с гостеприимной хозяйкой. Наконец-то это ему удалось. Женщина виновато засуетилась, мол, заговорила я тебя, заболталась, а тебе, наверное, недосуг, да и мне еще с рыбой надо разделаться – вот сын обещал в кои годы приехать, порадую.
Сергей подумал, что этим сына не накормишь.
Он достал рюкзак и разрезал свою щуку надвое.
– Это вам. И сына угостите, и сами отведаете, – протянул он старухе полрыбины.
От подарка та не отказалась:
– Я ему специально покажу, пусть знает, что я здесь не одна-одинешенька живу – рыбаки меня опекают, помогают. Глядишь, и отговорюсь, а то Петя уже дважды хотел меня с собой увезти.
Он уже выходил из избы, когда Манька-Щука остановила:
– Приёмник у меня поломался. А это подарок сына. Почини там у себя, есть же мастера. Пусть сын увидит, что всё у меня в целости и сохранности. И тебе причина будет ко мне снова заглянуть. Рыбки моей испробуешь, и солить научу…
Почти две недели после этого лето будто подменили: дни стояли холодные, ветреные, сырые. Казалось уже, конца и края такой застоявшейся непогоде не будет, но вот разненастилось, тучи рассеялись, обильные росы опустились на луга. И Сергей тут же засобирался в деревушку.
Шёл бодро, включив отремонтированный приёмник на полную катушку. Сергею казалось, что издалека услышит его хозяйка и непременно выйдет навстречу. Но она не появилась. У дома её стоял темный внедорожник.
«Ага, сын, Пётр, приехал, – догадался он. – Значит, и приёмник как раз кстати будет».
Он подошёл к калитке, растворенной настежь, кротко постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, перешагнул порог. Улыбка на его лице сразу спала…
За столом сидел хмурый мужчина, глазами похожий на хозяйку дома. Сергей догадался, что это сын Маньки-Щуки. Сергей, как бы извиняясь, тихо произнес:
– Приёмник вот хозяйке принёс – починил.
Пётр окинул его отрешенным взглядом:
– Нет больше мамы. Вчера похоронили. Да ты проходи, помянем матушку. Я спирту с собой привез. Тебе как – водой развести?
Сергей отказаться не имел права.
– Вижу, что развести надо – сейчас за холодной водичкой сбегаю, – сказал он и скрылся за порогом. Вскоре журавель на колодце запел тонким, скрипучим голоском…
Вернулся Пётр быстро и вместе с ведром воды принёс тот самый бидон с помятым боком, с которым Манька-Щука ещё несколько дней назад ходила на пруд, и большой пластиковый пакет с ручками.
– О, я еще и клад, наверное, мамин нашёл. На верёвке было в колодец опущено. Ну-ка, посмотрим, что за драгоценности, – и он, склонив голову, зашуршал пакетом, а затем с особой аккуратностью вынул оттуда хвостовую часть щуки…
Сергей сразу понял, что это кусок той самой рыбины, которую он выкладывал на столе хозяйки.
– Надо же! Мама поймала такую щуку, а ведь не хвастала. Сказала, что холодильник грозой вышибло, и всё. А это утаила, сюрприз готовила. Да, – вздохнул он глубоко. – Ехал, чтоб к себе в Тюмень её увезти… Врачи сказали – сердце подкачало, не выдержало.
Пётр смахнул с тарелки кружочки колбасы, и насыпал в неё из бидона горку мелких-мелких рыбок, чуть ли не покрытых какими-то ароматными специями.
– Во, штука! Лет десять назад, если не более, пробовал, а до сих пор вспоминаю.
Выпили не чокаясь. Пётр резко выдохнул, кончиками пальцев осторожно, чтобы не рассыпать горку, взял мелкую рыбёшку и, запрокинув голову, словно пеликан, опустил её в рот, от удовольствия прикрыв глаза. Потом выпрямился, посмотрел на притаившуюся в углу иконку, на портрет матери:
– Ну, спасибо, мама! Царствие тебе небесное!
Сергей тоже притронулся к этой неизвестной ему ещё пока закуске, помня, что хозяйка сулила угостить его этой рыбкой и коли придется по вкусу, дать рецепт.
Рыбка понравилась. Она таяла во рту.
– А рецепта не знаешь? – спросил он Петра.
–Она с собой унесла. Надо было раньше у неё спросить, знаком же ты был…
–Не успел, – пожал плечами, словно извиняясь, Сергей.
– Вечно мы не успеваем. Вот и всё, – окинул он взглядом избу. – Ни мамы теперь, ни деревни нашей. Ничего, кроме пустоты. Обрублены мои корни. И напрочь. Вряд ли ещё побываю здесь. Мне ничего здесь не надо, оставлю всё, как есть. Только вот, – он подвинул к себе приёмник, – возьму. Его мама слушала…
Лето свернулось круто, остаток его пролетел так быстро, что Сергей так и не бывал больше на тех самых лесных заросших омутах, не подымался на угор, где сиротливо стоял на краю деревушки уютный домик Маньки-Щуки.
Но следующей весной он выкроил время и отправился туда, поднялся в гору, где дом Маньки-Щуки должен быть виден, как на ладони. Но избы не увидел. На месте её темнели чёрные головешки да кособочилась, силясь не упасть, полуразвалившаяся печь. И только колодезный журавель невозмутимо смотрел в голубое весеннее небо. На самом верху его мрачным сторожем сидел петух-тетерев. Да и тот, почувствовав или заметив рыболова, завертел головой, а потом и вовсе снялся и улетел…

Автор: Алексей АКИШИН
Костромская обл., с. Павино
Журнал "Охотник"