Ночь на болоте

Уже в который раз, при встречах моего отца и его закадычного друга, заядлого охотника, Кузовникова Порфирия, упоминается Рудное болото, с его непроходимыми отрогами, гривами, поросшими черникой и брусникой, глухарями и рябчиками, обитающими на этих гривах, богатых тетеревиных токах на подступах к болоту на бескрайних покосах среди осиновых и березовых перелесков. С улыбкой вспоминают они, как однажды отец не поленился сделать порядочный крюк, чтобы повесить недалеко от шалаша друга на березе его собственные кожаные краги, которыми тот очень гордился и которые подслеповатый Порфирий расстрелял в предутренних сумерках, потратив полдюжины патронов и удивляясь своим про-махам. Порфирий, в свою очередь, припоминал отцу, как тот после дегустации свежего первача и долгих разговоров в избушке, пришел в темноте в шалаш на тетеревиный ток, надо бы ружье заряжать, хвать, а патронташа-то и нет, остался висеть на гвоздике. Красивый баритон, ладная высокая фигура, заразительный смех и нескончаемые охотничьи байки навсегда запомнились мне, многое пригодилось в моей охотничьей практике, и очень жаль, что нет уже на свете этого большого и красивого человека.

Рудное болото протянулось на добрых два десятка километров с запада на восток в огромном лесном массиве, находящемся к югу от нашего города. От всех других болот оно кардинально отличается тем, что на всей его огромной территории не работает компас, объясняется это залежами железной руды. Вода в болоте ржаво-коричневого цвета с маслянистыми разводами, топкие, почти не проходимые, длинные мочажины чередуются с твердыми, поросшими соснами, гривами, на которых в черничниках обитают глухари и рябчики. Где-то посередине, через болото очень давно была проложена гать, которая разрезала его на две части и на данный момент почти не сохранилась, лишь в отдельных местах в грязи лежали лиственничные бревна, на твердых местах никаких следов бывшей дороги не существовало. В стороне от бывшей дороги, по местному лежневки, охотниками построена избушка, о которой и шла речь в разговорах моего отца и его друга. Рядом с избушкой, в черемухах и крапиве, неширокой прозрачной ниточкой, струится ключик, единственный источник питьевой воды. Наслушавшись рассказов об этих местах, я стал просить отца поохотиться там, и он согласился, пообещав свозить меня туда, как только от-кроется охота на боровую дичь.

Это была вторая моя охотничья осень. Самостоятельно охотился я только на уток и рябчиков в ближайших окрестностях города. Несколько выездов на серьезные охоты происходили всегда с отцом, практически охотничьего опыта никакого, все, что знаю, почерпнуто из книг об охоте, журналов и рассказов старших товарищей. На эту поездку я возлагал особые надежды, хотелось испытать себя в настоящем деле.

Утро назначенной субботы наступило, выезжать пришлось затемно и мы подъехали к избушке, живописно выглядывающей единственным окном из-за подросших за лето осинок, утративших под воздействием утренних заморозков свой цвет и поредевших листвой. Следов пребывания людей мы не обнаружили, навели минимальный порядок в помещении и разместили наши вещи.

Охотиться планировалось два дня с ночевкой здесь в избушке. Одет я в легкую, но утепленную куртку, теплые брюки, сапоги, в рюкзаке полиэтиленовая накидка, из еды два довольно больших ломтя хлеба с маслом и яблоко. Патроны были в патронташе, плюс две коробки по десять штук я положил в рюкзак. В довершение ко всему, по настоянию отца, шерстяные носки, фляжка с водой, нож, ну и соль спички и кожаные перчатки. Мне очень хотелось добыть глухаря, поэтому я решил углубиться в болото по лежневке и пройти по одной из грив в надежде на встречу с древней птицей. Отец попытает счастья на знакомых ему покосах. В напутствие, отец посоветовал, пока буду идти по лежневке, заламывать ветки на приметных местах для того, чтобы легче было найти обратную дорогу. Махнув друг другу рукой, мы расходимся.

Углубившись примерно на километр в болото и преодолев по замшелым бревнам две грязно-рыжие мочажины, утыканные тут и там мертвыми остовами деревьев, я свернул направо, и дальнейший мой путь пролегал по сосновому лесу с невысоким березовым подростом. Настроение было приподнятым, реагируя на каждый шорох, я внимательно поглядывал по сторонам, держа заряженное ружье наготове. В одном месте взлетели и, часто махая крыльями, разлетелись в разные стороны несколько рябчиков. Выстрелить я не успел, куда они расселись, не видел, на свист манком мне никто не ответил, пришлось идти дальше.

Солнце, светившее утром, спряталось за облака, дождя пока не было, но в лесу стало как-то сумрачно и неуютно. И еще, я заметил, что, несмотря на обилие кустов черники, ягод на них почти нет, и брусника, обычно густо окружающая стволы сосен, особенно с южной стороны, встречается здесь очень редко. Может быть, этим объясняется почти полное отсутствие дичи, глухарей я совсем не встретил, а прошел уже немалое расстояние.

Через час я сделал попытку перейти через ржавую воду на соседнюю твердую полосу, но попытка не удалась, короткие резиновые сапоги не позволили мне это сделать. Еще через некоторое время полоса соснового леса, по которой я шел, резко расширилась, появились молодые елочки, среди которых я вновь вспугнул выводок рябчиков, одного из них удалось взять. Он, взлетев с земли, неосторожно уселся на ветку ближайшей сосны, подставив себя под выстрел. Второго рябчика я добыл неожиданно для себя выстрелом влет. Рябчик вылетел в стороне от меня, но, изменив направление полета, оказался на открытом месте впереди меня. Удача окрылила и обрадовала, но, прошагав изрядное расстояние и больше ни-чего не добыв, я решил поворачивать в обратную сторону.

Время перевалило за полдень. Перекусив куском хлеба с маслом и попив воды из фляги, я нашел ржавую болотину и пошел вдоль нее, следя за тем, чтобы она все время находилась справа от меня. Так неспешно шагая, посматривая по сторонам и прислушиваясь, я шел в течение двух следующих часов. По времени вот-вот должна появиться лежневка, по ней я свер-ну налево и выйду на покосы, а там и к избушке.

Чтобы не пропустить лежневку я перехожу на другой край гривы и теперь ржавая болотина слева от меня. Проходит еще час, ничего не меняется, никакой заброшенной дороги на моем пути нет. Становится тревожно на душе, что-то я сделал не так и придется исправлять свою ошибку. Следующий час я с нарастающей тревогой вглядываюсь в окружающий меня лес. Надвигаются сумерки, осенний день короток.

Решаю в оставшееся светлое время найти подходящее место для ночлега и хорошенько подготовиться к длинной, осенней ночи. Из литературы я знаю, как устроить таежный костер, который будет тлеть всю ночь почти без огня, выделяя достаточно тепла, но все эти костры требуют применения топора или пилы, у меня же, только небольшой нож, которым можно порезать разве что продукты для стола. Надо что-то придумывать. Мой взгляд упирается в огромный пень, оставшийся от спиленной сосны. Что если разжечь вокруг него костер, мелкие дрова быстро прогорят, а пень будет тлеть всю ночь. Недалеко от пня несколько небольших елочек, можно сделать экран из веток и накидки, он будет зачищать от ветра и задерживать тепло костра.
Срезав ветки елочек, я сложил их в кучку в сторонке. Походив по округе, принес все попавшиеся мне сучья и ветки, годные для костра. Для начала разжег костер на том месте, где планировал устроить лежанку. Пока он горел, я заготавливал дрова и резал еловый лапник. Костер прогрел землю, можно переносить оставшиеся головешки к пню, добавить дров, а на прогретом месте делать лежанку и защитный экран.
За хлопотами не заметил, как стемнело, часы показывали девять часов вечера. Вокруг пня горели дрова, освещая меня, мою лежанку и ближайшие деревья. Несмотря на то, что я весь день был на ногах и порядком устал, спать не хотелось, в голову то и дело лезли тревожные мысли, как там отец, что он думает обо мне. Я сидел на еловых ветках, привалившись спиной к дереву, и думал о том, как буду искать завтра эту треклятую лежневку, как встречусь с отцом и что ему скажу в свое оправдание. Вечерняя прохлада забралась под мою куртку, из темноты слышались непонятные шорохи, потрескивал костер, впереди была долгая тревожная ночь.

На лежанке, между экраном из лапника и костром вокруг пня, было сухо, снизу от прогретой земли, через еловые ветки , чувствовалось приятное тепло. Положив рядом с собой ружье, пристроив под голову рюкзак, я смотрел на огонь и слушал ночь. Вспомнились надетые на ноги сухие шерстяные носки, поданные мне отцом в последний момент, как они сейчас кстати. Вспомнились и его слова о заламывании веток на приметных местах. Если бы я его послушал и сделал, как он говорил, спал бы я сейчас в избушке и не думал ни о чем. Проснулся от холода и непонятной тревоги. Отойдя недалеко от тлеющего пня, увидел на небе редкие звезды, часы показывали шесть утра. Подбросив в костер дров, снова лег на лежанку дожидаться рассвета.

Повидимому, я вновь задремал, потому что, проснувшись, понял, что совсем рассвело, что мой костер полностью прогорел, угли покрылись пеплом, пора было собираться в дорогу. Пока ел хлеб и грыз яблоко, думал о своих вчерашних действиях. Вчера я все время старался не выпускать из вида мочажину, только в ней еще можно было заметить остатки лежневки по бревнам в воде. И только один раз я отвлекся, когда переходил с одного края гривы на другой. Надо же было случиться, что это про-изошло именно на том самом месте, где по гриве проходит дорога. Если я прав, то мне надо возвращаться и искать лежневку примерно в часе ходьбы от места ночевки. Собрав свои вещи и осмотревшись не оставил ли че-го, зашагал вдоль воды. Солнце проглядывающее сквозь деревья светило мне в затылок, значит, я двигаюсь на запад. На шумный взлет пары рябчиков почти не обращаю внимания, но ружье с плеча, все же, снимаю. Где-то в дали, в той стороне, куда иду, слышатся два выстрела дуплетом, Это отец, он ищет меня. Невольно ускоряю шаг. Еще через полчаса слышу очередной дуплет, гораздо ближе первого, отвечаю выстрелом вверх и скоро вижу отца. Глядя на его ладную фигуру, мне подумалось, что, когда-нибудь, и я буду таким же уверенным в себе мужчиной.

– Что случилось? Почему в этой стороне? Как ночевал? С тобой все в порядке? – вопросы, на которые мне пришлось отвечать. Мы не стали продолжать охоту, прошли к избушке, где меня ждали жаркая печка и полноценный завтрак. Немного отдохнув и обсудив события вчерашнего дня, мы стали собираться домой.

Николай ЕРМАКОВ.

Журнал военного охотничьего общества “Охотник“