Двадцать с лишним лет работаю я в Озерецком охотхозяйстве ВОО, знакомом мне с детства.
Несмотря на тяжёлое для охотничьей отрасли время работа нравится, так как занимаюсь конкретными любимым делом: биотехническими мероприятиями и организацией охоты.
Но сегодня с тоской вспоминаю время, когда хотя бы в отпуске мог посмотреть новые места, пообщаться с охотниками-профессионалами, посмотреть, как и чем живут люди в глубинке. Побродить по новым местам с собакой. Проверить собак в работе с настоящими дикими зверями в незнакомой для них местности.
При нашей работе посетить новые угодья в охотничий сезон не удаётся, в своих надо работать. В период покоя тоже работы хватает, и хозяйство не бросишь, и поэтому когда охотники рассказывают, где были, что видели и добыли, я им откровенно завидую и вспоминаю то время, когда в свободные от службы моменты мог поехать в новые места.
Об одном из таких выездов я особенно часто вспоминаю
Товарищи по работе, с которыми мы охотились по выходным в ближайшем Подмосковье, пригласили меня съездить в Сафоновский район Смоленщины, где у кого-то из сослуживцев есть знакомый пасечник-охотник. В тех местах мы ещё не были и решили провести разведку боем.
Выехали из Москвы рано утром, на пасеку прибыли к обеду.
Хозяин с местными охотниками был в лесу, и мы решили, не теряя времени пройти по пойме реки Вопь, чтобы не заблудиться и засветло вернуться.
Погода была осенняя, нестабильная, чернотроп. Нам повезло, на зайца, видать, местные не охотятся, и, не пройдя и километра, мы под ёлочкой увидели белое пятно. Это оказался вылинявший заяц-беляк. При приближении к лёжке заяц вскочил и был добыт метким выстрелом моего товарища фронтовика Анатолия Васильевича. Надо отдать должное: фронтовики стрелять умели быстро и точно.
Как говорил Анатолий Васильевич, это было одним из условий выживания. А служил он в пехоте и даже в разведке, куда старались брать охотников. Охот-ничьи навыки, полученные с детства умение маскироваться, осторожно и не-слышно ходить сослужили ему хорошую службу.
Но пули противника трижды настигали его, ранения были серьёзные, лечиться пришлось долго, учиться и получить высшее образование не удалось. Однако природная и приобретённая наблюдательность, вдумчивость и трудолюбие помогли ему не только внести свой вклад в победу на войне, но и в развитие оборонной техники. Будучи слесарем-сборщиком макетного участка одного из КБ, он отработал целый ряд приборов кабины космонавта. И как говорил главный конструктор этих приборов, половина заслуг принадлежала Анатолию Васильевичу, он был прирождённым конструктором.
Но продолжим об охоте. Первый успех окрылил нас, и мы продолжили охоту «в узерку». Охота оказалась удачной. До темноты мы успели добыть ещё пять зайцев-беляков, – таких результатов мы и сами не ожидали. Затемно мы вернулись в деревню. Хозяин и его друзья пришли ни с чем и были удивлены нашим трофеям, они ведь привыкли видеть в москвичах дилетантов в охоте.
С утра хозяин организовал загонную охоту на кабана. Мы попросились участвовать в ней.
Ночью выпал снег, а утром на поле за рекой мы обнаружили свежие следы кабана. Хозяин спустил своего кобеля, и тот махом ушёл в поиск. Пройдя километра три, мы, наконец, услышали лай собак. Хозяин сказал, что это в заросших вырубках, и проинструктировал нас, как будем брать кабана.
Нас было пятеро. Двоих молодых он поставил на след кабана и велел по-шуметь недалеко от собак, не особо приближаясь к кабану. А нас как более опытных и старших по возрасту расставил контролировать переходы, явно видимые в молодом подросте. Сам встал на наиболее вероятный путь обхода кабанов.
Только мы расставились, как собаки явно активизировались, и мы услышали крики наших загонщиков. А затем услышали выстрел. Собаки смолкли, очевидно, кабаны или кабан пошли. Через некоторое время я увидел странную картину. По прогалу на меня двигался крупный кабан, а на нём как будто ехал человек. Кабан приблизился на выстрел, но стрелять было нельзя – в створе был человек, да и выстрел в штык для такого кабана – слону дробинка.
Но сбоку от меня стоял Анатолий, а он стрелять мог – и дважды выстрелил. Кабан развернулся и пошёл на Анатолия. Тут я увидел, что человек не ехал, а бежал за кабаном. В очередном прогале я тоже выстрелил, кабан повернул на меня, но третий выстрел Анатолия остановил его. И тут подскочил наш герой – загонщик и добил кабана. В восторге он кричал: я добыл кабана.
Тут только я посмотрел в сторону хозяина. Он сидел на корточках, взявшись за голову. Ему нужно было успокоиться и выговориться. Он видел всю нашу эпопею.
– Ну, думаю, говорит, застрелят москвичи парня, а отвечать мне. Зарекался же ходить на зверя с неизвестными охотниками! Но про вас мне говорили, что вы люди серьёзные и опытные охотники, а вот от Бяши – так называли местные свое-го товарища – я не ожидал такой прыти и безрассудства. Ведь предупреждал же всех, чтоб к кабанам не лезли, а больше думали о том, куда спрятаться, если зверь пойдёт на них.
А Бяша вроде и армию отслужил, и до армии в загон ходил. Но, видать, очень хотел добыть зверя. Раньше ему это не удавалось. А тут удалось: выстрелил в голову. Видел – пробоина была. Кровь хлестала, но кабан уходил, ему казалось, что зверь смертельно ранен, и он потерял голову, побежал за зверем.
При разделке секача выяснилось, что первая рана была пустяковой. Да и последний выстрел Яша сделал дробью. В запале перезарядил ружьё вместо пули тройкой.
Хозяин показал молодому охотнику, плоды его трудов. Сквозное ранение и испорченное дробью мясо – и всё из-за азарта.
Мы видели, что сейчас провинившийся мало что воспринимает. Хозяин пригрозил, что Бяшу в этом году на зверовую облавную охоту брать не будет и заставит заново сдавать охотминимум. Кроме того, ему и голову секача тащить придётся в назидание, чтобы не жадничал. Секач был крупный, и мясо изрядно намяло нам спины и плечи.
Свинья же увела табун, обойдя нас.
На пути домой наш предводитель попросил немного отклониться от прямо-го маршрута, занести деду с бабкой, живущих в брошенной деревне, свежатинки, а заодно представить нас как его гостей.
На следующий день мы решили походить в свободном поиске со своими молодыми собаками раздельно. На кабанью охоту мы их не брали во избежание свалки с рабочими собаками хозяина. Я решил вернуться на место разделки кабана, посмотреть, не пришёл ли на это место медведь, куница или другой зверь. Мишка посетить приваду не соизволил, следов куницы я не обнаружил, поскольку снег за сутки растаял.
Недалеко отсюда было большое не заросшее лесом болото. По рассказам, в болоте утонули немецкие танки, а вокруг болота бродят медведи. Ни танков, ни медведей я не нашёл. Видел, правда, и следы медвежьей жизнедеятельности в ви-де кала, подтверждающий, что медведи здесь есть.
Побродив дотемна, я попытался сориентироваться по зареву над населённым пунктом, думая, что это свет от колхозной усадьбы, из которой я вышел утром. Пройдя на свет часа два, я наконец вышел к населённому пункту и прямо на молочную ферму. На ферме никто о совхозной усадьбе «Лесшее» ничего не знал и даже не слышал. Оказалось, что я пришёл в соседний Ярцевский район.
Это мне сразу как-то не понравилось. Мобильников, навигаторов и других гаджетов в то время годах не было. Так как на следующий день мы планировали выход на второй «чистик», мне надо было к утру быть на месте. И хотя мне очень хотелось остаться на ферме, где меня от пуза напоили молоком, я расспросил, где можно найти охотника, чтобы узнать, как найти короткую дорогу назад и не заблудиться. Охотник, спасибо ему, сориентировал меня чётко. Мне удалось дойти до деревни, где жили дед с бабкой, с которыми нас вчера познакомили. Окна у них ещё светились, и я зашёл к ним. Приняли меня как родного. Накормили щами с кабанятиной, напоили чаем с мёдом, и я заснул прямо за столом.
Утром, чуть свет, я вышел друзьям, но скололся на следы на песке на берегу ручья. Пройдя по ручью метров триста, я нашёл обезглавленного горностая и рядом следы, как я думал, крупного кота американской норки. Но собачка моя интереса к следам не проявила, да и домой надо было спешить. Мои друзья ждали, сидя на рюкзаках, волнуясь за меня и проклиная за нарушение планов. Реши-ли вернуться на ручей поискать норок.
Наши собаки обратили внимание на бобровую нору и облаяли место в не-скольких метрах от берега ручья. Мы расставились по ручью, один выше, другой ниже, я стал напротив выхода из бобровой норы. Собаки стали перемещаться к берегу, и вскоре из норы выплыл зверь. Собаки остались на противоположном берегу, и, когда зверь подплыл близко, я, чтобы не зацепить собак, выстрелил крупной дробью. Собаки прыгнули в ручей, поднялась муть, и несмотря на не-большую глубину, сантиметров сорок-пятьдесят, зверя потеряли.
Мы долго стояли над ручьём, дрожа от напряжения. Через некоторое время ниже по ручью раздался выстрел, но, по признанию стрелявшего, он опоздал.
Вечером, вернувшись на базу, мы поделились впечатлениями с хозяином, и он сказал, что, похоже, это была выдра. Утром, взяв его собак, мы пошли с ним на место вчерашней охоты. Собаки хозяина быстро нашли мёртвого самца молодой выдры. Далеко он не ушёл и смертельно раненый выбрался на сушу. Как правило, раненый водный зверь умирает на сухом, и если рядом укрытия нет, пытается выбраться на берег. Обследовав шкуру, хозяин показал нам, что пробоина одна и, судя по ворсинкам на морде, стреляли спереди, а не «в угон». Рана смертельная, но выдра очень крепкий на рану зверь. Шкуру хозяин положил в свой рюкзак.
Конечно, всем нам хотелось приехать домой с выдрой, ведь никто из нас до этого её не брал, в том числе, по словам хозяина, и он сам, и потому мы не возражали. Побродив ещё три дня в окрестностях и в поймах здешних рек, добыв трёх норок, четырёх енотовидных собак и трёх зайцев, мы уехали, оставив хозяйке шкуру енота на шапку в знак благодарности за добрый приём.
На меня в той поездке самое большое впечатление произвела слаженная рациональная работа собак. За пятьдесят лет охоты я видел много хороших рабочих собак, и всегда сравнивал их работу с теми, кто помогал нам в охоте на Смоленщине.
Константин СЕЛИВЁРСТОВ
Военное охотничье общество. Журнал “Охотник“