Первый перевоз через Волгу уходит на рассвете, и на берег нужно попасть затемно.
Бородатый возчик Капитон и бритый Макаров, тихо разговаривая, возились у телеги, доверху набитой сеном. Черные их тени метались по сухой земле.
…Паром пристал к луговому берегу, и шумная толпа вышла на пески. Макаров долго ждал, пока Капитон освободит телегу и сведет с парома.
От берега дорога пошла поймой Волги мимо озер и ериков. На скошенных лугах, точно татарские шапки, стояли стога сена. Дубовые перелески задумчиво смотрелись в озера. Колеса тихо шуршали по мягкой дороге. За дубовой рощицей дорога вела на берег широкого ерика.
Поехали дальше. Перелесков стало меньше, дорога пошла вверх – озера исчезли, пойма кончилась, и сразу открылась заволжская степь.
Капитон крикнул:
– Ну, выехали! Степи конца краю не видно. И дроф тут до чёрта!
– Да где же они? – засмеялся Макаров.
– А сейчас увидим.
Да, степи не видно конца! Вот здесь она серая – это просто поле – дальше зеленая, еще дальше зелень с синевой, потом синее, синее, воздушнее и совсем уже синяя по дальнему горизонту. Невысокие холмы, как волны, поднялись там и здесь. Далеко в стороны темнело, дома закрыты высокими деревьями… В ближайшем поле лежали кое-где кучи соломы, как золотые холмики. Дорога тут едва заметна: она медленно поднимается на пригорок, чтобы тотчас так же медленно спуститься в долину. Подсолнечники с тяжелыми склоненными головами стояли у дороги. Лошадь бежала быстро прямо к подсолнечникам, но Капитон вдруг, резко натянув возжи, повернул лошадь в сторону.
– Постой-ка! – вполголоса крикнул Макаров и тронул Капитона за плечо. – Это что там?
– Дрофы! – так же вполголоса крикнул Капитон и натянул вожжи.
Лошадь пошла тихо.
– Дрофы! Шесть штук! Далеко ездить не надо! – бормотал Капитон. – Глядите, как овцы, пасутся. Что же, под них пойдем?
Макаров был в замешательстве: он не любил случайной охоты, он ехал в Дубки к приятелю-охотнику. А тут – вот она, великолепная дичь! Капитон заметил его замешательство.
– Давайте попробуем. Чем чёрт не шутит? Авось, одну и срежем.
– Ладно! Давай! – отрывисто пробормотал Макаров, чувствуя знакомое охотничье возбуждение. Он быстро выпрыгнул из телеги и чуть присел, чтобы его не видели дрофы.
Дрофы паслись впереди, в километре расстояния, около дороги. Ветер как раз дул от них, а дрофы поднимаются на ветер, и к ним надо подъезжать и стрелять в них по ветру. Макаров с заряженным ружьем опять влез в телегу.
– Поезжай пока по дороге!
Придерживая лошадь, Капитон медленно поехал к дрофам. Птицы паслись покойно. Крупный дрофич, подняв голову, долго смотрел на телегу. Он виднелся так отчетливо, что на фоне темной полыни были заметны даже его тонкие беловатые усы.
Шаг за шагом птицы неторопливо начали отходить от дороги. Макаров немного взбил в телеге сено, чтобы спрятать ружье, и пристально смотрел на птиц.
И когда подъехали ближе, увидели, что дрофы отошли от дороги больше чем на выстрел.
– Тихонько поворачивай к ним, – вполголосаа сказал Макаров.
Капитон повернул, поехал через бурьян. Телега запрыгала на кочках. Птицы сразу насторожились, подняли головы и торопливо пошли одна к другой, словно собирались держать совет.
– Поворачивай назад на дорогу, – пробормотал Макаров.
Телега повернула к дороге, но дрофы настороженно смотрели на нее.
Вдруг одна скакнула, побежала против ветра, столбом подняла огромные белые изнутри крылья, и тотчас все подняли крылья, как паруса, медленно замахали, побежали, поднялись, полетели шумно, – свист крыльев разнесся далеко по степи.
– Эх, какие хитрые! – досадливо сказал Капитон, когда они скрылись за холмами. – Вот только заметили, что мы с дороги свернули, и сразу же смекнули. Ну, ладно. Сейчас еще увидим.
За холмом вдали опять увидели дроф. Теперь их было много. Капитон принялся считать их, тыча пальцем. Он насчитал двадцатъ три.
– Что же, поедем? – дрогнувшим голосом спросил он.
– Нет, сначала на хутор, захватим Аверьяна.
С вершины бугра вдали завиднелись купа деревьев и красноватая крыша между ними. Это и был хутор Дубки – совхозная ферма.
Четыре беркута вились над садом. На высоких осокорях и липах сидело множество больших птиц.
– Сколько коршунья-то! – протянул Капитон, – Со всей степи летят сюда на деревах посидеть.
Еще не подъехали к саду, как коршуны тяжело поднялись и полетели, медленно размахивая крыльями. От дома вдоль высоких деревьев бежал старик в посконной рубахе, с серой бородой.
– Что же ты долго не ехал? – шутливо-сердито закричал старик Макарову. – В самом разгаре охота; тут тебе и перелет, и дудаки, а тебя нет.
– Так вот же я, – в тон ему ответил Макаров. – У меня сын приехал из Красной Армии на побывку. Охоту устроим лучше не надо.
…На дроф выехали только утром, на заре, и уже четверо. Аверьянов сын – красноармеец с серыми смеющимися глазами – сидел тесно с Макаровым. Ехали молча, словно не успели стряхнуть сон. Степь на западе еще туманилась тьмой, а впереди все ярче разгоралось небо и медленно, огненным шаром выплывало из-за горизонта солнце. Вся земля загорелась розовым светом. Еле заметная дорога поднималась на увал. Небольшое озеро, густо заросшее у берега чаканом и камышом, покоилось в долине. Оно дымилось паром.
По дороге иногда попадались дрофы. Небольшими группами по пять и десять они паслись на убранных полях и в полынной степи. Макаров хотел уже остановиться здесь, но Аверьян звал дальше, куда-то к немецким лугам, где «дудака насыпалось, как песку».
С высокого холма увидели вдали речку. Она зелеными и белыми пятнами резко выделялась среди бурой степи.
– Вот и немецкие луга! – сказал Аверьян. – Теперь гляди, сколько дудака!
Он вытянул индюшечью старческую шею и насторожился:
– Минька! Глянь-ка, что там? Не дудаки?
На холме ходило небольшое стадо дроф. Их ясно было видно в черном полынке.
– Ага! Видишь? – повернулся Аверьян к Макарову. – Видишь? Теперь надо прикинуть, как подъехать.
Он распоряжался властно. Он велел Капитону свернуть с дороги и целиной ехать к холму.
– Откуда едет ветер? Вон откуда! Мы из-под ветра должны подходить. Ну, теперь готовьтесь, граждане-товарищи! Мишка, вынимай ружье. Ты, Капитон, правь вон на ту гривку. Да не гони.
Ветер дул с востока, и нужно было объезжать холм, чтобы встать по ветру. Аверьян сам взял возжи. Спелая полынь трещала под колесами.
– Нам бы теперь какой-нибудь овражек или полынок погуще… Ага, вон есть! Ну как вы, вместе ляжете или каждый отдельно?
Он повернулся к Макарову.
– Лучше отдельно.
– Ладно! Минька, ты сейчас выпрыгивай здесь, а товарища Макарова мы провезем дальше.
Минька спрыгнул с телеги и, прячась за ней, пошел дальше.
– Здесь ложись! – указал Аверьян на густые заросли. Минька шагнул в сторону и врастяжку лег в густую полынь. Полынь сразу скрыла его, будто проглотил омут.
– Теперь ты, Иван Петрович, готовься. Придется тебе лечь во-он там. Э-э, да место-то какое! Гляди, и ямка есть и полынь по краям.
Он повернул лошадь влево. Макаров с ружьем и подсумком выпрыгнул из телеги, пригнулся, чтобы дрофы издали не заметили его, и пошел. Вот и яма. Макаров прыгнул в нее и присел. Когда замолк шум телеги, он надвинул на глаза фуражку, осторожно поднялся на край ямы и раздвинул черные стебли полыни. Все так же, по склону холма, ходили дрофы. Они были далеко; может быть, до них целый километр. Они паслись спокойно.
Макаров заложил в оба ствола картечь, снял подсумок и с приготовленным ружьем выполз на край ямы. Он осторожно нарвал полыни, густыми рядами воткнул ее в землю, между стеблями сделал маленькое окошко, через некоторое видно было ему все дрофиное стадо.
Тут он увидел, как телега совсем далеко, может быть за полтора километра, ползла по склону холма. Правил Аверьян. Он ехал куда-то совсем в сторону, далеко мимо дроф. Дрофы время от времени поднимали головы и снова опускали, спокойно отыскивая потерянные колосья.
Телега исчезла за бугром, опять выехала, и Макаров понял, что Аверьян старается отжать дроф от вершины холма. Бывает всегда неудача, если дрофы пойдут на вершину. Дойдя до вершины, они все сгрудятся, сторожко будут смотреть на телегу, потом сорвутся, улетят.
Дрофы шли по ветру медленно от вершины холма в долину, прямо к засаде.
Макар неподвижно лежал на краю ямы и в бинокль смотрел на птиц. Они паслись безмолвно, только иногда слышался их тихий посвист. Порой дрофы наскакивали одна на другую, били клювами и крыльями. За все время ни одна не поднялась на крылья. Они шли широким полукругом; впереди – крупные самцы, а за ними вразброд – молодняк.
Макаров глазами отметил, где будет пятьдесят шагов расстояние верного выстрела. Дрофы еще были далеко. Он спустился на дно ямки, расправил затекшие руки и ноги. Ружье лежало на склоне ямы, как раз под стенкой черной полыни. Оба склона ямы были покрыты травой, а земля теплая, будто летом. Сухой ветер проносился над ямой, тихо шевеля полынь.
Прошло минут десять, Макаров осторожно выполз на край и тут увидел, что дрофы уже недалеко. Телега ехала за ними в каких-нибудь четырехстах шагах. Макаров осторожно выдвинул ружье. Простым глазом было видно каждое перо огромных птиц. Точно стая индеек, они шли степенно, в такт шага покачивая головой. Впереди шагал крупный дрофич со светло-глинистой спинкой и белым брюшком, с толстым носом, чуть погнутым книзу. Вдоль его головы росли тонкие перья, – они издали казались усами. Иногда он останавливался, озабоченно повертывал голову к телеге и опять важно шагал вперед – к засаде. Макаров осторожно поправил ружье и взял дрофича на мушку. Раздался тихий посвист, похожий на гуденье ветра, и две молодые самочки обогнали дрофича. Они что-то ловили, толкались. Вот они ближе, ближе. Нетерпение охватило Макарова. Он слегка повернул ружье так, чтобы на мушке уже держать ближнюю птицу. Вдруг что-то случилось: три птицы настороженно подняли головы. Откуда-то издали доносилась песня. Однотонно пел Аверьян, тягуче; иногда, обрывая песню, кричал: «Но! Но! Пошел, Серый!» По ветру его голос был слышен ясно.
«Он испугает птиц!» – сердито подумал Макаров. Но птицы опять успокоились. Теперь они шли чуть боком, и казалось, что они пройдут мимо. Но нет, они шли по-прежнему прямо, и до них было уже не больше ста шагов. «Вон тот, далекий репейник: он в шестидесяти шагах…» – мысленно прикинул Макаров. Усатый дрофич подходил прямо к репейнику. Он, нагнув голову, что-то поднял с земли, поклевал. В это время его обогнал другой дрофич, молодой, очень подвижный. Они были на одной линии. Макаров выждал, когда старый дрофич поднял голову, и спокойно нажал спуск. После выстрела он выскочил на край ямы, чтобы выстрелить из другого ствола. Огромные птицы подняли крылья. Второй выстрел Макаров послал уже улетающим птицам.
Сбоку грянул еще выстрел и послышался резкий крик: «Убил! Убил!»
Молодая серо-зеленая дрофа комом лежала на том месте, где ее застиг первый выстрел Макарова, а другая, хлопая крыльями, бежала по степи.
Макаров пустился за ней.
– Держи, держи! – отчаянно закричал с телеги Аверьян.
Он поднял лошадь вскачь наперерез бегущей дрофе. Дрофа была только ранена и волочила крыло, свирепо оглядываясь.
Аверьян соскочил с лошади, побежал к дрофе с палкой в руках. Макаров приготовился выстрелить. Аверьян кричал:
– Не стреляйте! Мы ее живьем возьмем!
Дрофа нырнула в заросли полыни, легла и протянула шею по земле. Аверьян, нагибаясь, подошел к ней и вдруг бросился прыжком. Дрофа выскочила, метнулась в сторону, но Аверьян схватил ее за ногу. Она клюнула его в лицо.
– Пиджак, пиджак давай! – закричал Аверьян.
Макаров подбежал, стаскивая с себя пиджак. Дрофа вырвалась, побежала.
Она бежала быстро. Макаров прицелился и выстрелил. Дрофа споткнулась.
– Ну, от нас не уйдешь! – засмеялся Аверьян, показывая щербатые зубы.
Тут только Макаров оглянулся. Вдали шел Минька и волочил за ноги убитую дрофу. Капитон на лошади подъезжал к тому месту, где в засаде сидел Макаров. И видно было, как он нагнулся за убитой птицей.
– Значит, у нас три! Ну, это хорошо. К вечеру целый воз можно набить! – оживленно сказал Аверьян.
Они все сошлись. Каждый взвесил на руке убитых птиц, прикидывая, сколько будет килограммов: в этой килограммов шесть, а этой – восемь.
– Пудик сразу взяли! – довольно посмеиваясь, сказал Аверьян. – Ну, Иван Петрович, с первой вас удачей, пусть на весь день будет так.
И тотчас спросил деловито:
– Что же, позавтракаем или опять пойдем?
– Потом позавтракаем, – решительно отрезал Макаров. – Пока, я думаю, есть никто не хочет.
– Потом, так потом! – с большой готовностью согласился Аверьян и крикнул:
– Ну-ка, Капитон, подъезжай вон к тому бугру.
Он положил в телегу убитых птиц, прикрыл сеном.
Поехали быстро. Аверьян повеселел, посмеивался, принялся рассказывать, какие к нему приезжают из города охотники.
– Эээх, и охотники! Водишь их. Водишь… он – бух двух, грох трех, а варить надо купить. Мажут и мажут. Ну, я им прямо: вот приедем назад к хутору, а вы в амбар сперва постреляйте; если в амбар на двенадцать шагов попадете, тогда можете ездить на охоту.
– Стой-ка, стой, Капитон! – вдруг схватил он за руку Капитона. – Гляди-ка, что там такое?
Опять все, вытянув шеи, посмотрели. Капитон почесал затылок.
– Не то медведь, не то господи помилуй, издали не разберешь.
– А ведь это дрофы, – сказал Минька.
– Дрофы.
Ну, значит, вопрос исчерпан. Правь-ка, Капитон, к ним.
Дрофы ходили по полю. Нигде близко ни канавы, ни бугра. Недовольно крякая, Аверьян повертывал голову, как гусак.
– Вот ведь незадача. Голо кругом, как на ладони. Придется прижимать птицу во-он к той меже.
В пустом поле виднелась вдали межа – белые бустылы сорняков; они длинной цепочкой прохлыснули равнину. Телега, покачиваясь, поехала к меже. Но на пути попалась глубокая канава, вырытая весенней водой. Макаров и Минька засели в ней рядом. Торопливо они нарвали сухой высокой травы и полыни, что росли по склонам канавы, и стенкой поставили их по краю. Минька, поставив траву, понюхал руки. От них пахло полынью. Он засмеялся.
– Хоть сейчас, хоть в детстве полынь пахнет одинаково. Бывало, здесь я также вот поджидал дудаков. В роте у нас меня следопытом зовут – лучше меня разведчика нет. А все вот оттого, что папаша с десяти лет на охоту с собой таскал…
Рассказывая, он сплел густой венок из травы, надел на голову и, как кошка, осторожно выполз на обрыв; вытянув шею, приоткрыл рот…
– Уже недалеко, – жарким шепотом сказал он и потянулся к ружью.
Макаров тоже сделал венок, надел на голову, подполз к краю. Дрофы шли мимо…
– Я в переднего, вы в задних! – прошептал Минька.
Два выстрела раздались одновременно. И еще два, один за другим, – уже в лет. Тяжелые птицы улетали стремительно. А три камнями лежали на жнивье.
Поехали отдыхать к дальнему стогу, что стоял в долине. И тут Макаров заметил: все будто разочаровались, будто пресытились легкой охотой. Эти шесть огромных птиц, что лежали, зарытые в сено, сразу потушили охотничий задор.
– Одну сварим сейчас, пять повезем. Только бы не испортились, – озабоченно сказал Аверьян.
– Набить можно хоть воз целый. Да что толку?
Ему никто не ответил. Рассеянно все смотрели кругом в неоглядную степь. Из долины поднялась стая скворцов и густой переливающейся сеткой долго летала низко над землей.
– Вот опять дудаки! – чуть с досадой сказал Минька и показал за холм.
Все равнодушно посмотрели туда. Шесть дроф, настороженно подняв головы, смотрели на телегу.
– Я говорил, что дудаков здесь, что песку, – сказал Аверьян. – Наше Заволжье – самое богатое место охотой. А вот скоро гусь повалит. И-и, силища будет какая!
– А может быть и этих возьмем? – повернулся Минька к Макарову и кивнул в сторону, за холм, где были дрофы.
– Нет! Довольно! Хорошего понемногу, – слабо улыбнулся Макаров.
Военно охотничье общество, журнал Охотник.
