Птица скопа – Рыбный орел

Да, мне с малолетства скопа знакома не хуже зимородка – всё потому же: любил я такую рыбалку в замаскированном уединении среди бескрайней поймы, густо испеченной протоками и заливами, озерами и старицами. Они-то и составляют излюбленные пажити скопы. Хищника большого и сильного, красивого и благородного, идеально приспособленного жить рыбными промыслами.
Когда замрёшь со своими немудрёными снастями, природа пред тобою доверительно раскрывается, тайнами охотно делится, мудростью своею навязчиво одаривает… У скопы поболее чем полутораметровый размах крыльев, в небе её видать далеко. И сколько раз приходилось, застыв в плотной тени куста или коряги, видеть эту героиню высматривающей в воде добычу совсем рядом! И любовался я, дух затая, изящной в полете острокрылой птицей, и постигал секреты её рыболовного мастерства! Случалось даже различать лаково-желтые глаза очень зоркого хищника-охотника, его черные клюв и когти, могучие свинцово серые ноги. Снизу она желтовато-белая, зоб в пестрянках, по бокам белой головы чёрная уздечка, крылья и хвост тёмные… Вроде бы ничего особенного, а в целом замечательно красиво. Но вот присядет моя красавица, гордо окинет свои владения строгим взором – и станет царственно величественной, даже надменной.

Однако это всё же плоды знакомства со стороны. А однажды я разглядел и подержал в руках скопу, к сожалению, мертвую. Бездушный и жестокий человек застрелил её просто так, а за ненадобностью бросил в реку. И плыла она, плыла бездыханно, пока я её не подобрал… Трогал пальцы и удивлялся, что наружный легко поворачивается назад, образуя крепкий замок: два спереди и два сзади… Поражался остроте круто загнутых когтей-серпов и множеству острых шипиков на внутренней стороне пальцев, способных крепко держать самую скользкую рыбу, даже сома и налима… Пробовал остроту клюва и снова удивлялся. И вздыхал: кому мешала эта чудная птица, так мудро и вместе с тем элегантно сотворенная природой. И за что убили? Ведь ловит в миллион раз меньше, чем рыбаки двуногие. А гнездо от гнезда в пяти, даже десяти километрах.
Коршуна в то время я знал получше, чем скопу. Их водилось гораздо больше, они не боялись людей и частенько с наглецой кружились над подворьями, норовя утянуть цыплёнка, утёнка, гусёнка, плохо положенный продукт или, наконец, что-нибудь с огорода или помойки. И потому эта птица в нашей деревне была вне закона. Но чем больше я знакомился со скопой, тем крепче проникался к ней уважением, потому что рядом с коршуном она смотрелась столь же благородно, как речной рыцарь выдра в соседстве с вороватым и жадным колонком.

И еще в мальчишеском возрасте узнал я без книг и учебников, что птица скопа не только до совершенства ловка и сильна в рыболовстве, но добывает и ест лишь живую рыбу и питается только свежениной. А лишнего никогда не промышляет. Убедился и в том, что живут мои герои в супружестве верными пожизненными па¬рами, для которых адюльтер немыслим.
С соседями-соплеменниками они дружны, доброжелательны и не конфликтуют при единственном строгом условии: границы семейных владений должны соблюдаться строжайше. А ещё распознал я, что Он и Она поровну делят заботы по выращиванию и воспитанию наследников виртуозного мастерства в рыболовстве. Что успешной бывает в среднем одна атака из четырёх. Что рыбак этот вполне удовлетворяется рыбой некрупной, чтоб легко было взмыть с нею в небо и побыстрее примчаться в гнездо. И чебаком да коньком не брезгует, даже синявкой и пескарём! А суточный улов редко когда превышает килограмм.
Но давайте же поподробнее остановимся на семейных устоях нашей героини. Скопа не только исключительно преданный супруг, но и очень заботливый родитель. Тёплое время года она проводит в жарких станах. С приходом весеннего потепления – как только появятся пятна и полоски талой воды – спешно возвращаются на родину. Отличить «мужей» от «жен» с виду можно лишь по размерам, потому что самцы у большинства пернатых хищников заметно меньше своих подруг.
В разгаре победного наступления весны юный рыбак стремится половить ротанов и спешит на заветные ротаньи озера. Головешка по многим причинам мила сердцу деревенских мальчишек, но вспомним: особенно хороша она тем, что отлично клюёт на любую наживку сразу же по вскрытию озер.
И вот таскаешь этих шустрых рыбок одну за другой, и как бы между делом следишь, как только что появившийся глава скопиной семьи, не теряя времени, приступает к ремонту огромного, за зиму изрядно обветшавшего гнёзда. Поправляет старые, но ещё крепкие ветки, носит и укладывает новые. И ждёт не дождётся прилета своей единственной. Впрочем, долго ждать не приходится.

Гнездо у этих птиц, как и у большинства аристократов неба, сооружение монументальное. Представьте себе могучее дерево в огромной черной шапке вместо вершины – до полутора метров в поперечнике! Не совсем и понятно, зачем же такое большое, как у беркута или орлана. Даже в конце лета, когда в гнезде сидят четыре-пять особей – родители с великовозрастными детьми, все равно просторно. Но, видно, скопе это и нужно: чтобы и у себя дома было просторно. Как в небе.
Однако вернёмся в весну. Встретившаяся пара милуется – не намилуется. У них ведь каждый год свадьба, и непременно с уверениями в вечности единения. Особенно горячится Он: демонстрирует головокружительную виртуозность своего полета, сопровождая высший пилотаж распарывающими небо страстными вскриками, потом торопливо отлучается, словно спохватившись о своих более прагматичных обязанностях, а возвращается со свежей рыбой, чтобы галантно подарить её своей пожизненной избраннице. Она ведь за ним наблюдает превнимательнейше, решая, должно быть, с прокормом и воспитанием скольких наследников справится в это лето друг сердечный – с парой, или, может, четырьмя?
Столько яиц и откладывает многомудрая во всем предусмотрительная супруга. Любовь любовью, однако, для нее главное в жизни – дети. Как, впрочем, во всех мирах у живых существ, от божьей коровки то двуногого властелина планеты всей. За редчайшими исключениями.
А через пять недель насиживания красивых белых яиц, живописно забрызганных лиловыми, красными и бурыми пестринами, супруги дарят миру не совсем красивых, зато очень «перспективных» птенцов. Как и все детеныши, они наипрожорливейшие, зато растут стремительно. В полуторамесячном возрасте размерами «прибылые» уже со взрослых, а еще через десяток дней сами с усами. Летают. Стараются побыстрее научиться жить по-скопиному, с радостной готовностью перенимая уроки терпеливых в обучении отца и матери.
Такая это во всем красивая да интересная птица, а её с каждым годом становятся все меньше, меньше. Ещё лет тридцать назад плывешь, бывало, на моторке и за час-другой заметишь в небе десять-пятнадцать промышляющих «рыбных орлов». Теперь же на той или другой какой реке, можно ни одной не заметить, и в порядке вещей: повсеместно толпы людей, отовсюду доносятся рев моторов, везде палят из ружей. Отравленные реки умирают, а вместе с ними исчезает скопа.
Она настолько свободолюбива, что неволя для нее немыслима. Потому-то она в клетках и зоопарках не живёт. Просто поразительно: тигр, лев, слон, беркут, лебедь с пленением мирятся, а вот птица скопа – нет. Как впрочем, и её маленький собрат по рыбному промыслу зимородок.
Но не дай Бог сгинуть скопе: тогда вместе с нею исчезнет с лика земного и род, и семейство скопиных, ибо они представлены единственным видом. Един-ственным в своем роде: сильным и ловким, красивым и благородным. Миролюбивым, никому зло не приносящим, но от всех страдающим.
Человек со своим безудержным устремлением к богатству и власти лишает права и возможности жить в первую очередь первоклассные творения природы. И всё больше становится таких мерзопакостных тварей как крысы и мыши, волки и гиены. В мои малые лета, когда скопе ещё ничто не угрожало, ворон было многократно меньше, чем теперь. И сколько же вреда от этой наглой чёрной птицы! Как много она разоряет птичьих гнезд, уничтожает кладок и птенцов! И процветают в своей разбойной жизни, множатся, расселяются. А борьбы с ними почти никакой.
Быстро летит время. Лет десять назад наблюдал я печальные события, а словно вчера, потому что никак не тускнеют они в памяти моей.
…Сидел я в густой тени тальников за удочками. Злили синявки и косаточки. Мечтал хотя бы о коньках и чебаках на юшку для ухи, коих всегда считал рыбой сорной, порядочного рыбака ну никак не достойной. И о радость в те мрачные минуты! Над мелководным, но просторным заливом запласталась невесть откуда взявшаяся скопа! Сначала она пронеслась над зеркальной заводью этаким дельтапланом, но увидев, должно быть, рыбу, перешла на зигзаги и восьмёрки. И вот зависла в воздухе, трепеща крылами – так она делает перед броском на добычу… А сама атака длилась какую-нибудь секундочку: полусложила за спиною крылья, вытянулась в струну и ударилась в крутое пике. За миг до соприкосновения с водою она ловко выставила большие когтистые лапы… А в следующее мгновение этот и в самом деле рыбный орел уже поднимался в небо с отчаянно извивающееся серебристой рыбиной. Я в голос поздравил коллегу с успехом.
Да недалеко отлетела она от залива, как набросились на неёе вороны. Сначала их было две, но вот уже целая стая атакует, горланя на весь белый свет. И вот за чернотою сплошной нечисти исчезла моя любимая птица. Только слышен был её полный отчаянья и негодования крик: «кай-кай-кай». И одно за другим печально парашютились её светлые перышки. И что же могла сделать скопа с такой прорвой сильных и вертких болышеклювых птиц, будучи тяжело загруженной и со «связанными» лапами? Когда вражье безнаказанно клевало и било крыльями и грудью!
И вот полетела рыбина вниз, а дружная воровская братия – за нею. Ограбленный же аристократ неба опустошенно повернул на рыбачьи пажити.
Не правда ли, подобное случается и у людей. Всегда агрессивная посредственность талантливых и умелых, способных творить, не любит, их успехи не прощает, а при удобном случае стремится унизить и ограбить. Талант всегда под угрозой атаки бездарностей, их толпы пристально выискивают в нем недостатки, чтобы уровнять его с собою или себя с ним. И ведь не без основания в мудрейшей книге мира еще когда-то было записано: «Всякий труд и всякий успех в делах производит взаимную между людьми зависть».

Увидят ли внуки наши эту прекрасную птицу скопу? Хотелось бы верить, да мало к тому оснований. Звереет наш люд в последние годы, лишается остатков давно уже ставившей примитивной нравственности. Все живут сугубо личными устремлениями, природа же стала всего лишь средством обогащения.
Впрочем, всё может быть, и я молю Всевышний Разум о том, чтобы опомнились, наконец, люди и обратились лицом с заплаканными глазами к братьям своим меньшим… Лет двадцать назад птица скопа в Америке исчезла почти напрочь. Но дружно встали на её защиту американцы и спасли. А как берегут эту птицу в Шве¬ции! В других странах Балтии! В Японии!
И чем же провинилась многострадальная скопа в России?

Сергей КУЧЕРЕНКО

Журнал ВОО “Охотник“