Охотник. На большой Кедровке

Было по-осеннему ясно и днем тепло, как это обычно бывает в Приморье в начале ноября. Но предчувствие скорых холодов угадывалось в особой голубизне безоблачного неба, во все более холодных утренниках и зачастивших северных ветрах. Природа словно притихла в ожидании скорых перемен.
Пришло, подкатило время нетерпеливо ожидаемых изменений и в нашей жизни. Закончив долгие хлопотные сборы мы, трое охотников, ехали в тайгу. Охотников вообще-то нас двое; я и Виктор, – а третий, Анатолий Иванович, бывший охотник и военный – полковник в отставке. Прожитые годы спутали артритом его, когда-то не знавшие усталости, ноги, старое изношенное тело уже не могло переносить ежедневных физических перегрузок, обычных для охотника-промысловика, и теперь он ехал в тайгу в качестве дневального и повара.

И со следующего утра началась добровольная сладкая каторга. Необъяснимое непреходящее желание властно поднимало и заставляло идти в горы, спускаться в долины, продираться через лианные переплетения, вязнуть в болотах. Постоянно рискуя, приходилось подниматься на скалы, случалось, срывался и корчился от боли на каменных плитах, и со страхом думал: а не поломал ли я ноги? И найдут ли меня в этой глухомани? Да и будут ли искать?
Материальные выгоды от охотничьих трофеев, как правило, не покрывают ни физических затрат, ни расходов. Даже низко квалифицированная работа, например, на стройке, принесет больше дохода, чем современная охота. Поэтому охотой занимаются только те, в ком нежданно-негаданно вспыхнула благодатная искра, до¬шедшая через много поколений от далеких предков-охотников. Никогда не забудешь и ни с какими кинофильмами и близко не сравнишь того потрясающего впечатления, которое переживешь во время экстремальных проявлений природы.

Как-то застал меня ураганный тайфун в тайге, Под ураганными порывами летели сломанные ветки, падали с треском и грохотом вырванные с корнем, переломленные пополам деревья. И эта завораживающая, пугающая своей необузданностью, мощью и размахом сила природы заставляла понять всю малость и ничтожность человека перед ней.
Вечером в зимовье нас ждал сытный ужин, приготовленный Анатолием Ивановичем. Чаще всего это была любимая всеми служивыми гречневая каша, которая в большом алюминиевом котле доходила на нарах, старательно укутанная в полушубок. Незаметно зимовье наливалось все более густеющей темнотой. Зажигали керосиновую лампу, садились за стол. Анатолий Иванович раскладывал по мискам рассыпчатую дымящуюся кашу, сдобренную черпаком наваристого гуляша из рябчиков или белок, если, конечно, к тому времени не удавалось добыть кого-нибудь посущественнее. Привычным движением он доставал из-под стола фляжку с водкой и разливал по маленьким стаканам.
– Ну, будем, – выпивали, морщась и приговаривая, – хоророша зараза!
Выпивали обычно по два, реже по три стаканчика.

В зимовье сухо, уютно, и мы, разомлев от тепла и выпитой водки, наслаждались своим благополучием, особенно ценимым, если в тайге разгулялась непогода. В печи, потрескивая, горели дрова, и блики бегали по стенам.
Однажды Виктор проверял капканы в верховье речки. Осадков в тот год выпало мало, и русло превратилось в отдельные непроточные лужи-озерца на месте когда-то глубоких ям. В одной из них он и заметил стайку ленков. Из дома я захватил с собой небольшой невод, изготовленной из старой рыболовной сети с мелкой ячеёй. Вот мы и решили этим неводом протралить лужу с ленками.
На следующий день поднялись, как обычно, рано. Позавтракали и, положив в рюкзаки приготовленные с вечера бутерброды, вышли из зимовья.

Сначала мы шли по льду, но когда я раза два провалился, а однажды даже набрал воды в резиновый сапог, и пришлось разводить костёр, чтобы просушиться, мы пошли по берегу. То и дело наш путь пересекали свежие следы. Сразу видно, что многие обитатели тайги поднялись раньше нас, а другие вообще ещё не ложились, озабоченные постоянным поиском пропитания. У каждого из нас, людей и зверей, на земле свои дела, свои заботы, одинаково важные и срочные.

Вот след колонка. Попетляв по речке и не найдя ничего съестного, зверёк резко ушёл в сторону к кустам калины, под которыми на белой скатерти снега виднелись красные капли опавшей ягоды. Видимо, здесь недавно кормился рябчик: снег сбит с кустов, а вокруг протянулись крестики следов. Неожиданно с характерным шумом поднялся и сам хозяин набродов и скрылся за деревьями. Произошло это так быстро и неожиданно, что мы даже не успели снять оружие с плеч, а идти следом за ним, не заметив, где он сел на дерево, посчитали бесполезным.
Вот пролегла по речке аккуратная строчка лисьих следов, а здесь речку пересекла широкая тропа – рано утром стадо оленей прошло в горы на днёвку. А это, не выбирая дороги, через заломы, созданные летними паводками, словно танк, прорвался кабан-секач. Виктор, когда-то известный кабанятник, сразу загорелся пойти за ним и где-нибудь в густолесье на днёвке его «припутать». Но так как цель нашего похода заранее оговорена, то он с сожалением вынужден был отказаться от соблазни¬тельной мысли поохотиться сегодня на кабана.

Наконец добрались до лужи с ленками. Она оказалась почти не замерзшей, видимо подпитывалась тёплыми родниками, а затянувший её тонкий ледок, мы без труда разбили и столкнули к краю лужи. Ее дно покрывал ковер из разноцветных листьев, опавших со стоящих над ней деревьев. Стволы пестрили зеркало воды, но мы сразу заметили пугливую стайку ленков. Она передвигалась от одного края лужи к другому, стараясь держаться от нас на максимально большем расстоянии, на которые только позволяли размеры лужи и ее глубина.
Время шло к обеду, и мы решили перед началом рыбалки подкрепиться. Привычно, без суеты развели костёр. В кучи плавуна нашли подходящую палку для таганка. Ожидая, пока закипит вода в котелке, я набрал пригоршню засохших скрученных листьев белоголовника, торчащих здесь же из-под снега и бросил в котелок, туда же добавил ранее собранную горсть ягод калины. Получился ароматный лесной чай с характерным запахом дыма. Попив чай, вдруг решили: а ну их, этих ленков, лучше мы займемся привычным делом – охотой,

В этом месте с горы спускался глубокий овраг размытый частыми летними паводками. Сейчас вода не текла, и мы разошлись. Я пошел по левому берегу, а Виктор по правому. Чем выше поднимались, тем чаще разбивался овраг на отдельные рукава и, обходя их, мы все дальше расходились друг от друга.
Я старался идти, как можно тише, пытаясь заметить зверя раньше, чем он меня. Постоянно идёт соревнование между слухом и зрением человека и слухом и зрением зверя. И, конечно, человек в этом состязании чаще всего проигрывает, так как кроме более совершенного слуха зверь обладает прекрасно развитым чутьем (обонянием). А вот в зрении в дневное время соревнование идет на равных (ночью зверь видит лучше). Поэтому удача охотника – счастливая случайность, сочетание целой цепи благоприятных условий. К тому же и первоначальные ставки разные: человек рискует трофеем, а зверь жизнью.

Охотник постоянно стремиться свести к минимуму преимущества зверя, например, используя погоду. Сильный ветер, снегопад, маскируют шорох шагов, а подход с подветренной стороны лишает зверя и чутья. В непогоду копытный зверь хоронится в затишье, ложится. Это время для охоты используют не только человек, но и хищники.

Как ни старался я передвигаться незаметней и тише, меня метров за двести ус¬лышало стадо оленей. Они начали стремительно уходить в сторону Виктора. Стрелять из гладкоствольного ружья на таком расстоянии не имело никакого смысла, я остановился и молча смотрел им вслед. Впереди стада, растягиваясь в струну в длинных легких прыжках, мчался вожак, выделяющийся среди остальных высокой раскидистой короной рогов. Однако две оленухи, замешкавшись на дневке и потеряв из вида остальных, уходили вправо. Только успели они скрыться за деревьями, грохнул выстрел, за ним второй.

Немного погодя, я услышал подзывающий свист. Перейдя овраг, в прогалах между деревьями увидел Виктора. Он поджидал меня, стараясь сдерживать распирающую его радость. Но она все равно прорывалась в его довольной улыбке, в особом горделивом взгляде, в уверенности движений.
Удача изменяет человека, приподнимает его над повседневным рутинным бытием, повышает его роль и значимость. Пройдут, схлынут первые бурные эмоции, но он уже не вернется к прежней заниженной самооценке. И, чем удача ценней, ве¬сомей, тем дольше человек помнит о ней, тем сильнее скажется её влияние на последующих поступках и решениях.
В шагах пяти от Виктора лежала оленуха, она уже редко, и вяло взмахивала в воздухе стройными ногами словно одетыми в светлые носочки, заканчивающимися точеными чёрными копытцами.
– Что, вторым выстрелом добивал что ли? – спросил я.
– Да нет, там вторая – показал рукой он туда, где между деревьев просматривался светло бурый бок второй важенки.
В наши планы не входило убивать сразу двух оленей.
– Зачем же вторую застрелил?
–Да я не хотел, но в азарте не сдержался.
Высказав в адрес напарника несколько нелицеприятных выражений по поводу его азарта, я несколько притушил его радость.

Лицензии на отстрел-то у нас были, но так как решение на охоту мы приняли спонтанно, то с собой их не взяли, и они остались у Анатолия Ивановича. В случае встречи с егерем у нас возникли бы большие неприятности. Если на это смотреть с точки зрения обычной человеческой логики, то недоразумения разрешились бы легко и быстро – мы с егерем поехали бы к нашему зимовью взяли бы лицензии, и он бы нам их погасил. Но дело в том, что егерь в этом простом решении совершенно не заинтересован. Потому что, кроме того, что он человек, он ещё и работник на охране растительного и животного мира и, как любой работник, заинтересован в признании его хорошей работы. А основным критерием её и является количество составленных протоколов о нарушениях и изъятых стволов. Поэтому, если егерь незнакомый, то он никуда не поедет, а составит протокол, заберёт ружья, а затем мы будем ездить к нему с лицензиями, и начнётся обычная нервотрёпка: то егеря нет, то ружей нет. Когда же, наконец, всё утрясётся и нам вернут ружья, начнётся уже следующий сезон.
Мы прислонили ружья к ближайшим деревьям и начали свежевать туши оленей, негромко переговариваясь. Незаметно втянулись в работу и уже не обращали никакого внимания ни на окружающую жизнь, ни на время. И, когда поистине, как гром среди ясного неба, над нами раздались слова: «Ну, наконец-то я вас догнал!» – Виктор от неожиданности выронил нож.

Мы в полнейшем изумлении уставились на невесть откуда появившегося мужчину, под два метра ростом, с ружьём на плече, устало вытирающего вязаной шапочкой пот со лба. И хотя замешательство длилось мгновение, мы быстро взяли себя в руки и продолжали работать, но тяжёлое чувство навалившейся беды уже не покидало нас. В голове лихорадочно сталкивались, разбегались мысли, хотя внешне это никак не проявлялось.

Незнакомец и не подозревал, какую бурю скрытых эмоций вызвало его появле¬ние. Исходя из первой куцей информации, мы лихорадочно старались представить истинное положение, в которое мы попали. Если он сказал, что еле нас догнал, значит, за нами уже следили, а значит он не один, и где-то должны появиться остальные. Мы незаметно оглядывались вокруг, но никто больше не появлялся.

Приглядевшись внимательней, мы поняли, что на егеря он явно не тянет. Те ходят с карабинами, а у этого гладкоствольное ружьё. Мы начали успокаиваться и, выяснили, что действительно он никакой не егерь, а приехал вчера вечером с компанией друзей на охоту. Устроились они в одном из охотничьих зимовьев, хорошо и долго выпивали, куролесили целую ночь, а на утро приехал егерь и повёл всех их, невыспавшихся и не совсем ещё протрезвевших на охоту. А самый доступный вид охоты для городских охотников – это охота загоном.
Нашему герою досталась роль загонщика. И нет ничего удивительного в том, что городской житель, случайно попавший на охоту, к тому же не «в форме» сбился с указанного направления.

Ему казалось, что стоит подняться на этот холмик, и он обязательно увидит соседа, идущего слева. Он поднимался, но никого не было. И чем дальше он шёл, как ему казалось, в верном направлении, тем дальше уходил от места охоты. Наконец поняв, что окончательно заблудился, начал метаться, кричать, стрелять в воздух. А в ответ настороженно-враждебное молчание засыпанной снегом тайги и ни одного человеческого следа.

Перед ним замаячила мрачная перспектива, что если до окончания светового дня не найдет дороги к зимовью, то ночью в тайге он, легко одетый, может запросто замёрзнуть. И он по-настоящему запаниковал. Поэтому, увидев у речки свежие человеческие следы, он воспринял их, как нежданный подарок судьбы, как последнюю надежду и, словно гончая, понёсся по следу. На его счастье, мы рано наткнулись на оленей, а то пришлось бы ему ещё долго бегать за нами по горам.

Разобравшись в ситуации, мы решили, что, по всей видимости, его товарищи остановились на зимовье в верховьях Большой Кедровки. Мы попытались объяснить, как до него дойти.
Реакция пришельца оказалась вполне предсказуемой – уходить от нас он наотрез отказался. Словно перепуганный отбившейся телок, наконец нашедший свое стадо, он ни за что не хотел оставаться один.
Мы смотрели на него, растерянного, подавленного, осознающего всю нелепость ситуации, в которую он попал, и думали, что вообще общего между нами? Любой встречный назовёт его тоже охотником.
Этим гордым словом, пришедшего из древних времён, называли защитника, кормильца и спасителя от голодной смерти своих соплеменников.
Охотники – самая сильная, инициативная и ответственная часть племени, его элита, понимающая тайгу на недоступном современному человеку уровне.
Этим же словом, по привычке, называют пришельцев с ружьями из города, совершенно чуждых этому таёжному миру природы.
Многие из новоиспечённых охотников не знают даже элементарных правил поведения в тайге и способов ориентирования на местности, что уж говорить о большем.

Давно девальвировано, утратило свой первоначальный смысл слово «охотник», когда-то подразумевающее редкий дар знаний о природе, учитывающий все тонкости поведения животных.
Ну, скажите вы мне, какой нужен дар, чтобы залезть в скрадок и пристрелить ничего не подозревающего полудомашнего кабана, пришедшего в урочное время на привычную кормёжку? И это называется охота? Как можно назвать человека, так застрелившего кабана охотником?

Да никакой он не охотник, он боец, – так называют на мясокомбинате работника, убивающего животных. И орудия убийства – нож ли это, заострённая отвёртка или ружьё, роли не играет. И не надо поганить, господа бойцы, хорошее слово, незаслуженно примазываться к славе предков-охотников.
Закончив разделывать оленей, мы с участием нашего гостя растащили и попрятали в дуплах, под выворотнями внутренности и головы, чтобы вороны их не нашли и не привлекли своими криками хищное зверьё и недобрых людей.
Мясо сложили на шкуры возле упавшего дерева и завалили сверху еловыми ветками – древний испытанный способ уберечь его от вороньего разора. Решили, что рисковать не будем и за мясом придём завтра, захватив лицензии. По дороге на зимовье узнали, что парня зовут тоже Витя и он следователь. Профессия его нам совсем не понравилась, хотя мы не показали виду.

По свято соблюдаемому обычаю таёжного гостеприимства, пригласили Витю в зимовье попить чаю. Объяснили ему ещё раз, как дойти до села, через которое они заезжали, а там, как он уверял, по машинной колее найдёт своё зимовьё. Он долго рассиживаться не стал, прекрасно понимая, что его компания давно уже бросила охотиться и ищет его с твёрдым и с каждым часом усиливающимся желанием найти и «порвать» за испорченную долгожданную охоту и испоганенные выходные.

День клонился к вечеру. Настороженное предчувствие скорой смены погоды угадывалось в изменении направления ветра, в наплывающей сплошной белесой мгле на заходящее уже негреющее солнце, во всё усиливающемся гнетущем ожидании неминуемых перемен. И мы уже с сочувствием гадали, успеет ли наш нежданный гость сегодня до снегопада найти своих.

Иван КОНОНОВ

“Охотник” журнал военного охотничьего общества