Пасечник и медведь

Владислав Андреевич Окунь родился 22 июля 1929 года на Украине. В 1953 году окончил Радиотехнический факультет Московского Энергетического института и 58 лет проработал в области электроники и информатики, защитил кандидатскую диссертацию. С 1960 года его постоянным увлечением стала охота, которой он посвящал всё свободное время.

С ружьём в руках побывал в Казахстане, дельтах Волги и Селенги, в Саянах, на Белом море и даже на Командорских островах. Когда впечатления от охоты и услышанные на ней охотничьи истории достигли «критического уровня», взялся за перо, совместив охоту с литературной деятельностью. К настоящему времени опубликованы его книги «Мои друзья – охотники», «Охота на зайцев», «Охота на куниц», «Охота круглый год». Две рукописи ещё ждут издателей.

Печатался в Журналах «Охотник», «Охота и охотничье хозяйство», «Охота», «Охота и рыбалка XXI век», альманахе «Охотничьи просторы», «Российской охотничьей газете»…

Можно отметить, что свою литературную деятельность Владислав Андреевич начал с нашего журнала, в котором в 1990 году появилась его первая заметка.

Публикуя очередной рассказ Владислава Андреевича, мы поздравляем его с юбилеем!

Об этой истории я узнал давно, когда жил в Пензе и под руководством своего охотничьего наставника и друга Германа Слесарева постигал совсем не простую, как может показаться на первый взгляд, охотничью науку.

Была вторая половина августа и открывалась охота на водоплавающую дичь. Кто-то рассказал Герману о болоте, на котором якобы много уток. Мы и решили туда поехать. Отправились в пятницу, так как охота открывалась как обычно с утренней зари в субботу. Транспортом был двухколёсный мотоцикл Германа марки ИЖ. Естественно, много на нём не увезти, поэтому воду с собой не брали, справедливо считая, что найдем её на месте.

Когда проезжали последнюю перед поворотом на болото деревеньку, увидели колодец с журавлем, а день был тёплый, пить уже давно хотелось. Подъехали к колодцу, и в это же время к нему подошёл, прихрамывая на одну ногу, пожилой мужчина с ведром. Он заговорил с нами и, узнав, что мы едем на охоту, а пристанища на ночь у нас пока нет, пригласил на ночлег к себе на сеновал. Конечно, мы с радостью приняли это предложение. Оказалось, что наш новый знакомый держит на краю деревни пасеку, а имя у него типично русское – Николай Петрович.

Начинало смеркаться, и мы, поставив мотоцикл рядом с сеновалом и взяв рюкзаки, обосновались за врытым рядом с домом пасечника столике, чтобы поужинать. Достали нашу обычную охотничью еду, – хлеб, варенные яйца, картошку в мундире, огурцы, помидоры, лук и, конечно, бутылку водки. Куда ж без неё на охоте. А Николай Петрович принёс миску с золотистым, недавно накачанным, ароматным мёдом и посоветовал добавлять на полстакана водки две столовые ложки мёда. Так и сделали.

Выпив и закусив, разговорились, спросили Николая Петровича, не охотник ли он. Оказалось, что да, был охотником, но только особенным, – во время войны, как снайпер, охотился на немцев. Охотился успешно, награждён двумя медалями «За боевые заслуги», но только ещё в середине войны получил тяжёлое ранение в ногу от разорвавшейся недалеко вражеской мины. После лечения был демобилизован. Деваться ему было некуда, так как его родная Белоруссия ещё была оккупирована фашистами. И тогда он по совету лечившегося вместе с ним бойца поехал на Алтай, где председателем колхоза была жена этого бойца. Приняли его там хорошо и предложили быть сторожем на колхозной пасеке, более тяжёлую работу он выполнять не мог, нога ещё болела.

Николай Петрович охотно рассказывал о своей жизни. Когда снова речь зашла об охоте, Николай Петрович сказал, что хотя на дичь никогда не охотился, но однажды завалил медведя. Конечно, мы очень заинтересовались, попросили его рассказать об этом подробнее и вот что услышали:

«Сначала жизнь моя на алтайской пасеке протекала спокойно, никто на колхозный мёд не покушался. Но вот однажды, выйдя утром из сторожки, я обнаружил пропажу одного улья. По примятой траве нетрудно было определить, что злоумышленник потащил его к протекавшему неподалёку ручью. А на берегу отпечатались и следы злоумышленника, – медведя. Было очевидно, что он сначала утопил улей в ручье, а когда пчёлы погибли, разбил его и съел всё, что там было, – и пчёл, и их личинки и, конечно, мёд. На берегу валялись только доски от улья.

Скорее всего, это был достаточно опытный медведь. Видимо, он уже где-то проделывал такие фокусы, а когда его оттуда решительно прогнали, пришёл к нам.

Мне, как сторожу, выдали двуствольное ружьё и патроны, в том числе, и пулевые. С этим ружьём я и устроился на краю пасеки караулить медведя. Но он не появился ни в первую, ни во вторую, ни в третью ночь. Я и решил, что он оставил мою пасеку в покое. Но в четвёртую ночь, которую я провёл в сторожке, он снова утащил улей и, утопив его, разбил на том же месте, что и первый.

Только тогда я понял, что медведь каждую ночь подходил к пасеке, но чувствуя мой запах, не решался на кражу. Что делать? Поразмыслив немного, я придумал, как обмануть медведя. Решил воспользоваться тем, что медведь топил и разбивал ульи на одном и том же месте. Недалеко от него росли три большие березы. Я и устроил на них лабаз. Прибил одну доску в качестве сидения, а другую как подставку для ног. Лабаз устроил достаточно высоко, чтобы медведь не обнаружил меня по запаху. Забрался на лабаз ещё до захода солнца и мужественно терпел укусы комаров, шевелиться было нельзя.

Медведь появился, когда ещё не очень стемнело. Принюхиваясь, он бесшумно походил по краю пасеки, а затем, зацепив когтистой лапой улей, потащил его к тому месту, где топил другие. Некоторые из потревоженных пчёл вылетели из улья и набросились на своего врага. Было видно, как медведь на ходу отмахивался от них свободной лапой. А когда подбежал к ручью и начал топить в нем улей, то и сам погрузился в воду с головой.

Снайперская школа не подвела меня. Дождавшись, пока медведь высунет голову из воды, я прицелился в неё и спустил курок. Медведь упал в воду, уронил в неё голову и забил лапами. Когда он снова поднял голову, второй выстрел успокоил его насовсем.

Медведь оказался таким тяжёлым, что я не смог вытащить его из воды. Кое-как подтащил зверя к берегу, где и пришлось свежевать. На берегу развёл большой костёр для света. Почти всю ночь пришлось работать, разрубать тушу на куски и переносить их на прибрежную траву. А утром пошёл в правление колхоза и предложил забрать медвежатину. Для колхоза она представляла большую ценность, так как люди жили тогда почти без мяса. Свою скотину резали только после наступления морозов, а колхозную не имели права трогать вообще, в живом виде сдавали её государству».

С большим интересом выслушали мы рассказ пасечника. Уже совсем стемнело, и пора было отправляться на сеновал. Но когда мы попытались встать из-за стола, то получилось это плохо, ноги почти не держали. Странное дело, – голова ясная, а ноги не слушаются. Так подействовал наш коктейль. Николай Петрович, конечно, знал о таком его свойстве и решил немного подшутить над нами, но мы не обиделись. Поддерживая друг друга, забрались на сеновал и провалились в сладкий и глубокий сон.

Что же касается нашей охоты, то она оказалась не очень удачной. Нет, мы не проспали. Герман разбудил меня ещё до рассвета, и мы вовремя оказались на болоте, но лёт был очень слабый. На Германа налетела только одна стайка крякв (там их называют материками), и он, стреляя как всегда без промаха из своего Зауэра три кольца, сбил двух уток. На мою же долю достался один чирок, которому я и был очень рад.

Когда же мы перед отъездом вернулись на пасеку, чтобы попрощаться с Николаем Петровичем, он объяснил причину плохого лёта уток. Оказалось, что местные охотятся уже целую неделю, но, не умея стрелять влёт, только пугают дичь и вынуждают её переместиться в более глухие места.

Владислав Окунь