КАВКАЗКИЙ ДНЕВНИК

ПЕРЕД ГРОЗОЙ БЫВАЕТ ЗАТИШЬЕ

МОСКВА – МОЗДОК

Не смотря на то, что уже давно сошел снег, и весна стала понемногу набирать силу, на военном аэродроме было холодно. Горстка людей – представителей военной прокуратуры, милиционеры, ОМОНовцы, солдаты и офицеры внутренних войск, переминаясь с ноги на ногу, стояли у огромного борта самолета. Все ждали посадки. Всех нас построили в двух шереножный строй, стали зачитывать списки.

…Для меня, это была уже восьмая командировка в республику. Но ждал я от нее чего-то нового. Ведь везде и по всюду только и разговоры об окончании войны, о том, что Чечня изменилась и стала на мирные рельсы, что скоро ожидается вывод федеральных войск. Поверить, что в регионе воцарился порядок, и больше нет ни работорговли, ни обстрелов колон я не мог, однако хотелось посмотреть собственными глазами, убедится в правдивости заявлений политиков самому…

Самолет уже час находился в небе. Пассажиры, объединясь в группы по пять-шесть человек, разговаривали, играли в карты, домино, нарды, обедали, соорудив столы из собственных сумок.

…К слову о военных бортах, то они разительно отличаются от гражданских самолетов. Здесь не увидеть мягких кресел в четыре ряда с раскладными столиками, вместо них раскладные деревянные лавочки, симпатичные стюардессы не разносят обеды, тут вообще нет стюардесс, весь багаж находится рядом с владельцем, все воздушные ямы пассажиры переносят, наравне с летчиками. Зато в пути скучать не приходится, знакомишься с людьми, узнаешь обычаи, новости и сплетни из Чечни, до конца полета вместе со всеми травишь анекдоты да байки о военном житье-бытье, учишься по поведению и одежде узнавать характер людей. Старые, матерые вояки, прошедшие войну в Афгане и локальные войны на территории бывшего Союза, сидят, как правило, отдельно от общей толпы. Их багаж незамысловат – спортивный рюкзак или сумка, в котором только необходимые вещи и принадлежности для походной жизни, одеты они в «горки» или в хэбэшки хорошего качества с немарким цветом. Полностью отличаются от «матерых», те, для кого крайняя чеченская компания стала первой войной. Гигантские сумки – «а ля мечта оккупанта», пестрые камуфляжи, на ремнях по два-три боевых ножа, на глазах солнцезащитные очки. «Первая категория» смотрит на «молодых» с ухмылкой. Много лет назад, вылетая в Афганистан, Фергану, Нагорный Карабах, они точно также бравировали и старались походить на «псов войны», но с годами юношеский азарт утих, оставив после себя горький военный опыт и стремление к простоте…

– Старлей, садись к нам, – позвал меня подполковник с параллельной лавки с шевроном военной прокуратуры. – Отобедаем вместе, в картишки перекинемся.

Я перенес вещи к ним. Достал съестные припасы.

– Меня Олегом звать, – начал беседу подполковник. – А это мои коллеги – Михаил и Максим, они занимаются уголовными делами, а я больше по части спецопераций.

Беседуя, мимоходом «прикончили» шмат сала и с десяток котлет. Во время обеда к нам подсел молодой парень лет двадцати, одетый в костюм тройку.

– Я милиционер из Грозного, зовут Павел, – представился он.

На минуту воцарилось молчание. С виду русский парень, крупного телосложение, с открытым лицом и работает в грозненской милиции. Какая-то неувязка…

Самолет сделал остановку в Краснодаре. Все вышли на свежий воздух.

– Местные меня Пахрутдином зовут, – начал он объяснять. – Работал я в ОВД на Теплом Стане в Москве. Женился на Чеченке уехал в Грозный и не жалею об этом.

– А как к тебе чеченцы относятся? – спросили мы.

– Нормально. Нас двое русских. У моей жены дядя очень влиятельный человек, поэтому и отношение ко мне особое. Живу не плохо, четырехкомнатную квартиру в Грозном купил, евроремонт сделал, есть свое хозяйство…

А вы, если я не ошибаюсь из прокуратуры?

– Да, – ответил за всех Михаил.

– А чего в форме?

– Мы из военной прокуратуры. – Вступил в разговор Олег. – Расследуем военные преступления, следим за законностью на зачистках.

– Слава Богу, – рассмеялся Павел и указал рукой на вэвэшников и ОМОНовцев, стоящих в метра ста, в стороне, – а то уж я решил, что вы вместе с этим быдлом. Не выношу федералов, поскорей бы их вывели.

Только тут я понял, что перед нами стоит настоящий «оборотень», предатель. Я слышал о таких, но встретил впервые. Подавив в душе гнев, стал вслушиваться в разговор.

– Да, но ведь даже покойный командир чеченского ОМОНа говорил, что если вывести сейчас войска, начнется новая война, гибельная для республики. – Сказал Максим.

– Это он по указки Москвы так говорил. – Ответил Пахрутдин. – Вся вторая компания искусственно Кремлем создана, и Норд-Ост тоже. Мне стыдно, что я русский.

После этих слов нас всех чуть на изнанку не вывернуло, стало просто противно разговаривать с этим «милиционером». Глядя на него, мне показалось, что многие бандиты действительно в сто раз лучше этого представителя «славянской диаспоры» в Чечне.

– Говорят, что чеченская милиция собирает деньги для боевиков? – поинтересовался Олег.

– Ну не без этого конечно. И я не исключение.

У меня зачесались кулаки. Продолжать беседу с ним я уже был не в состоя6ии. Боялся, что не сдержу гнев. Зашел в салон самолета. Оставшийся путь до Моздока летели молча. Ни кто не хотел вспоминать разговор Пахрутдином. Подобная мразь еще не раз может встретится на нашем пути, а тратить свои нервы раньше времени нет большой надобности.

НОЧНОЙ «САЙГОН»

В Моздок прилетели под вечер. Добираться к ТПУ внутренних войск пешком было долго, и я согласился на предложение новых знакомых, переночевать в гостинице военной прокуратуры, находившейся в самом городе. Тем более, что мне было интересно узнать город называемый военными русским «Сайгоном» по лучше…

– Город начинает жить, когда в него входят «гусары», из Моздока «гусары» не выходят уже более десяти лет. – Смеясь, начал рассказывать о «Сайгоне» военный водитель Руслан. – Жизнь местного населения зависит на прямую или косвенно от военных. Больше всего на нас зарабатывают таксисты и проститутки. Часто они работают вместе. Таксисты рекламируют девочек и отвозят к ним. Подобное «знакомство» обходится в 450-500 рублей в час с квартирой-притоном, если решишь искать их сам, обойдется это намного дешевле, но есть большой риск.

– Это чем же я рискую? – Удивляюсь я.

– На военных делают деньги и местные бандиты. Выслеживают подвыпивших бойцов или офицеров, следят за ними, а потом, приставив к горлу нож «обувают» на «боевые», заработанные своей кровью деньги. Я часто встречал таких бедолаг. Ну, что поделать, сами виноваты. В кабаки ночью ходить тоже не советую. И дело не в военных патрулях. Зачастую в злачных местах «отрываются» горе войны, которые и войны как следует не видели, а гонору, как будто Великую Отечественную еще застали. Они любители подраться, в пьяной горячке и убить могут. Если же хочешь все-таки с дороги отдохнуть, то рядом с нашей гостиницей есть хорошая шашлычная. Большая порция жареной свинины, квас, салат – обойдется тебе рублей в сто…

От шашлыков я отказался. Прейдя в номер, уснул сном младенца, а утром следующего дня уже ехал в направлении Грозного. «Сайгон» остался далеко позади.

ЗДРАВСТВУЙ «МИРНАЯ» ЧЕЧНЯ

Колонна подъехала к Ханкале. Я слез с брони бронетранспортера и направился в БЧС стать на учет. На полпути в группировку меня окликнули. Обернувшись, оказался в объятиях здоровенного детины, старого знакомого, прапорщика – сапера инженерного батальона внутренних войск Эдуарда Слепова.

– Надолго к нам? – спросил он.

– Да нет, война кончилась, а значит и работы у меня будет мало.

– Пошли ко мне в палатку, кофеем угощу, новости расскажу. Там все равно у них сейчас совещание, а отметку о прибытии и позже можно поставить.

Через пару минут мы сидели за столом.

– Война, говоришь, кончилась, – начал Эдуард. – Боевики просто легализовались, милиционерами стали. Право на ношение оружия у них теперь есть. А вооружены они, надо тебе сказать, иногда получше спецназа нашего. Тут данные просочились, что бандиты новые взрывные устройства получили, на которых «Пелена», ну, генератор помех, не действует. Представляешь, что это значит?! Новая фаза минной войны начнется…

Творится не понятно что. На спецоперации выезжаем редко.  Все это похоже на 1996 год. Только мы их прижали, заставили метаться из стороны в сторону, как на тебе, перемирие, будь оно не ладно. Кадыровская гвардия вооружена до зубов. Если его не переизберут, такая резня начнется, похлещи, чем в 94-м. Хотя даже если изберут… Три поколения чеченцев на войне росли. Деньги бандитам, как шли, так и идут, это сами чеченцы нам говорят. В общем, надо ждать третьей большой компании. Только вот когда?

– А ты не преувеличиваешь? – спросил я. – Кадыров вроде за нас, поддерживает политику Москвы.

– Ты чего брат? А еще военным журналистом себя называешь. В первую компанию, священную войну русским именно он объявил. Что ж ты думаешь, он взгляды так резко поменяет? Эх ты. Хотя, что я тебя убеждаю, завтра колонна наша в Грозный идет. Повертись на «блоках», узнай сам обстановку…

…В Грозный въезжали со стороны Октябрьского района. Уже на подступах были слышны отдельные перестрелки. «Скелеты» полуразрушенных домов смотрели на нас черными «глазницами» оконных проемов. Местные автолюбители то и дело «разбивали» колонну втискиваясь между БТРами. При попытке урезонить их, в нашу сторону шел отборный мат, упреки и ставшее уже традиционным – русские оккупанты, чемодан – вокзал – Россия, и тому подобное. Разговаривая с офицерами и солдатами на грозненских КПП, я все больше убеждался в сложности ситуации. В республике не объявлен даже режим ЧП, боевик переодетый в милицейскую форму может беспрепятственно подойти в плотную к КПП, и пока он не направит автомат на солдата, тот не имеет право на открытие огня, в противном случае, боец просто будет осужден. За час моего нахождения на одном из КПП, в радиусе до километра четыре раза были обстреляны федеральные войска. Из Грозного уезжал с тяжелым сердцем.

… В последующие дни побывал на зачистках пригородных районов столицы республики. Обнаруженные фугасы, изъятое оружие еще раз давало понять о том, что Чечню называть мирной рано…

– Ну, что уже домой? – спросил при очередной встрече Эдуард.

– Да, завтра на бронепоезд и в Москву.

– Мой тебе совет, у окна не садись. Недавно подрыв был. Ребята чудом в живых остались.

Наш разговор прервал вошедший в палатку краповик из уральского спецназа, друг Слепова.

– Завтра в Чернокозово еду, показания давать, – сказал он Эдуарду.

– Вот про что надо писать, – обратился ко мне Слепов. Боевикам, значит, амнистию дают. А наших ребят, кровь проливавших по приказу правительства, в тюрьмы сажают. Что это, как не предательство.

– Так ведь он же свидетелем едет?

– Сегодня свидетель, завтра обвиняемый. Знаешь, сколько наших солдат и офицеров, по чеченским СИЗО, где администрация, сплошь из людей, поддерживавших Дудаевский и Масхадовсий режимы, сидят? То-то брат…

Бронепоезд шел из Ханкалы в Моздок около 13 часов. Вез он на «большую землю» государевых людей, солдат и офицеров, оттрубивших горячую командировку. Ребята и мужики не скрывали радости: едут домой! А меня одолевала тревога, как в затишье перед сильной грозой. Не давала покоя мысль: что день грядущий готовит военным оставшимся в «мирной» Чечне?

Фамилии изменены.

ДЕНИС Козлов